Перехлестье - Алена Алексина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И здесь работать?
Ну… выбирать–то не приходится и, расправив плечи, Васька шагнула вперед — к неминуемой смерти от грязи.
Борясь с отвращением, девушка пробиралась между хаотично расставленными столами к грязной стойке, за которой стоял то ли хозяин заведения, то ли его доверенное лицо. Приземистый и непропорционально широкоплечий мужик средних лет — лысый, со свисающими до подбородка усами и в рубахе с распахнутым воротом — протирал залапанную кружку засаленным полотенцем. Он был очень мощный, но ростом почти на полголовы ниже и без того невысокой Василисы.
— Чего тебе? — зло спросил халдей, словно незнакомка была не простой посетительницей, а всемирным сосредоточением зла, даже не просто зла, а зла инфернального, вроде санэпиднадзора.
Незадачливая странница осторожно поинтересовалась:
— Извините, вы — Багой?
Тот, к кому обращались эти слова, посмотрел с сомнением, пожевал губами, что–то прикидывая в уме, и лишь спустя несколько долгих мгновений глубокомысленного молчания изрек:
— Ну, а если и так? Чего надо?
— Я работу ищу. Вам, вроде, кухарка требуется, — чуть тише и с меньшей уверенностью продолжила допытываться девушка.
— Это ты что ли кухарка? — усмехнулся корчмарь, оглядывая претендентку на столь ответственный пост. — У меня тут мужики не держатся, куда уж тебе–то?
И вот здесь Ваську словно замкнуло, она вспомнила, как когда–то давно проходила практику, работая помощником повара в детском оздоровительном лагере. Вспомнила свою начальницу — Галину Петровну, дородную женщину, всю жизнь бившуюся на фронтах горячих обедов за наваристость и нажористость.
Так вот Галина Петровна говорила следующее: "Мужик–повар — это извращенец. Всякие там фрикассе и фондю под соусом бломанже. А борщ лучше бабы никто никогда не сварит. Ну, раз ты съешь эту фондю, ну два, а потом что? Все равно ведь щей захочется. Так что, девки, учитесь готовить простую еду. Бломанжой сыт не будешь, только у плиты упреешь, пока скостромишь. А мужик что? Мужик — скотина беззаботная. У него свободного времени навалом, вот пусть он со своими фондями и скачет".
И сейчас воспоминание о первой начальнице не дало скукситься, Васька расправила плечи и с вызовом сказала:
— Значит, такие мужики хилые были! А я девушка крепкая. Да и готовлю уж точно получше того, кто здесь сегодня кухарил.
— У меня сегодня кухарил я, — веско заметил корчмарь и замолчал, о чем–то размышляя. Потом подвигал челюстью и осведомился:
— А рекомендации у тебя есть?
Лиса закашлялась от возмущения.
— Рекомендации? А то! Несъедобную бурду делаю быстро и недорого, кто угодно подтвердит.
Её колкость осталась без ответа. Собеседник задумчиво оглаживал усы.
— Рекомендаций нет, значит… — сказал он, растягивая слова, и пробормотал совсем уж непонятное: — Да и собой тоща…
Нет, ну, надо же! Девушка закипятилась. Угодила в новый мир, но и тут, похоже, не вписалась в каноны прекрасного. У себя была недостаточно худа, здесь недостаточно полновата! Однако досада не помешала на всякий случай уточнить:
— А вы точно стряпуху ищете? Не мякоть для жаркого? А то я, пожалуй, пойду…
Лучше уж сразу внести ясность, чтобы потом не мучиться сомненьями.
— Я те пойду… — пригрозил хозяин и, перегнувшись через стойку, удержал собеседницу за плечо. — Пойдёт она. Стряпню охаяла, гадостей наговорила, а уж идти собралась.
Пришлось остаться. Корчмарь ещё минуту–другую раздумывал и, лишь полностью исчерпав мыслительные силы, спросил:
— Готовить–то хоть умеешь?
Ага, клюнул! Соискательница гордо приосанилась, тряхнула кудрявой головой, добавила взору полета и страсти и даже вздернула подбородок:
— Умею. А если хорошо заплатишь, то через месяц от посетителей отбоя не станет. — Это заявление, конечно, прозвучало несколько хвастливо, но Василиса решила, что сможет пережить муки скромности.
К сожалению, корчмарь не внял и передразнил:
— "Умею"! Да ты наглая.
— Такая.
— Тяжести таскать сможешь? — он подозрительно сощурился. — Учти, поблажек не будет.
— Так вроде же видно, что от ветра не рассыплюсь.
— Хм…
Багой снова подвигал челюстью. Видимо, без этого простого движения мыслительный процесс у него не завязывался.
— А муж, девка, против не будет? Не придет сюда орать да клешнями размахивать?
— Не придет, — утешила Лиса работодателя и пояснила, — я незамужняя.
— Странная девка. А ежели выскочишь?
— А ежели и выскочу, так когда это будет? — парировала собеседница и уточнила: — Тебе кухарка нужна или нет? Судя по запаху — очень даже. Да и посетителей не видать. А которые приходят, так, небось, больше пьют, чем закусывают.
— Платить много не буду, — никак не отреагировав на последнее заявление, ответил хозяин.
— Много пока и не надо, — согласилась соискательница. — Только угол, где буду жить, кухню в полное распоряжение ну и… возможность есть то, что приготовлю.
— Хм… Воду таскаешь сама. Помощников у тебя почти нету. Одна девка и та чахоточная, да еще и без мозгов. Ныть будешь — выкину. Если за две недели посетителей не прибавится втрое, снова выкину. И денег тогда не жди.
Василисе стало смешно, но все же она сдержалась, не стала хихикать, только с очень серьезным лицом ответила:
— Договорились. Но если через две недели народу привалит больше чем втрое, заплатишь.
Корчмарь захохотал. Но кивнул. Только одобрительно заметил:
— Лютая! Пошли, покажу владения.
И он поманил девушку в святая святых, на ходу инструктируя.
— Значит, жить станешь под лестницей. Есть там у меня коморка. Для такой прощелыги — в самый раз. До солнышка встаёшь, вот тут, в кладовке, запасы берёшь и стряпаешь. Чтоб к рассвету харч готов был. Чего надо — скажешь. Сегодня, до сна, посуду, вон, перемоешь.
Василиса проследила за царственным движением могучей руки и едва не осела на пол. Перед ней раскинулся полигон ТБО… Точнее, гора мусора и потрясающего, просто феерического бардака.
— Кухня, — коротко и емко пояснил халдей.
Девушка с трудом перевела дыхание.
Сказать, что здесь было грязно — это ничего не сказать, здесь было настолько грязно, что малейший шажок казался актом насилия над личностью и должен был быть запрещен ООН, ЮНЕСКО, Лигой Наций и Женевской конвенцией.
Захламленное помещение с двумя большими окнами, огромной то ли плитой, то ли жаровней, двумя разделочными столами, когда–то могло быть мечтой повара — просторно, светло… Вот только все это было в незапамятные времена, наверное, сразу после строительства. Ибо окна точно не мылись уже лет пятнадцать — на широких подоконниках лежали горы грязных мисок, тарелок, чашек и плошек, занавески, черные от гари и пыли болтались грязными тряпками, а стекла оказались такими мутными и закопченными, что через них можно было спокойно наблюдать солнечное затмение, без боязни получить ожог сетчатки.