Брачные узы - Тесса Дэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я – твой муж.
– Да, но у нас нет общего прошлого. И у нас нет общих воспоминаний.
Логан пожал плечами.
– Помнишь, как мы встретились в первый раз? Помнишь, как ты упала, приземлившись на задницу? Помнишь, как мы гуляли по взморью и разговаривали о нашей предстоящей свадьбе? Помнишь, как я поцеловал тебя, так крепко, что тебя пробрало до самых печенок?
– Нет, – запальчиво возразила Мэдди, не до печенок. Дело ограничилось мурашками.
Логан обнял ее за талию.
– На этот раз я постараюсь, чтобы пробрало до печенок.
И он наклонился к ней.
Мэдди уперлась ладонью ему в грудь.
– Может, нам все же лучше сначала узнать друг друга?
– Я не вижу смысла в дальнейшей болтовне, – сказал Маккензи. – Мы договорились обойтись без романтических глупостей.
– В этом-то все и дело. Я не хочу никаких романтических глупостей. Я не хочу притворяться. Но когда я закрываю глаза, не вы дотрагиваетесь до меня, а придуманный мной капитан Маккензи. Я знаю, что это плохо, но воображение часто подводит меня. Я склонна принимать желаемое за действительное. Не думаю, что вам понравится, если рядом с вами будет жена, требующая от вас любви и ласки.
– В этом с тобой не поспоришь. Такая жена мне не нужна.
– Я помню, что вы мне сказали насчет любви. Это просто самообман. И потому истинное знание будет самым лучшим противоядием. Как только я вас узнаю лучше, я без труда найду повод, чтобы презирать вас.
– Неужели бесстыдного шантажа было мало?
– Нет, не мало. Так я думала вначале. А потом вы рассказали мне о своих боевых товарищах, и я увидела, как вы преданы им. И сразу прониклась к вам симпатией. Мне нужен новый повод для ненависти к вам, – ответила Мэдди и скрестила ноги.
– Давайте начнем с самого простого, – сказала Мэдди. – Где вы родились?
– К западу отсюда. В деревне Локкэрон.
Мэдди осенила внезапная догадка.
– У вас есть семья, родственники?
– Никого.
– Хорошо. То есть, конечно, для вас это плохо, и я вам глубоко сочувствую, но в нашей ситуации это удобно. Я всем сообщила, что у капитана Маккензи не осталось в живых родственников, и у вас их нет. – Мэдди прикусила губу. – Вы, должно быть, считаете меня эгоисткой, и я действительно иногда ловлю себя на том, что слишком занята собственными проблемами. Но вы и так знаете об этом моем недостатке.
Маккензи кивнул.
– О да. Мне об этом известно.
– Вот видите! Все, как я говорила: вы все знаете о моих недостатках. Вам легко оставаться ко мне безучастным. Но ваши недостатки – тайна для меня.
– Вот вам первый, – сказал Маккензи и, обхватив ее лодыжку, медленно провел пальцем вверх и вниз по щиколотке. – В постели мне нет равных. Проведя со мной ночь, ни одна женщина даже не посмотрит в сторону другого мужчины.
Мэдди отодвинулась еще немного, подтянув ногу к себе. Теперь она знала, что по крайней мере один серьезный недостаток у него имеется: он был хвастлив.
– Назовите свой самый худший поступок, – сказала Мэдди.
Логан провел рукой по волосам.
– Я начинаю думать, что это была женитьба на тебе.
– Нет, только не это! Не заставляйте меня считать, что у вас есть чувство юмора. Вы набираете очки, а мне этого совсем не хочется.
Логан привлек ее к себе и перевернул на спину, прижав к матрасу.
– Ты даже не представляешь, на что еще я способен, детка.
Мэдди судорожно сглотнула.
– Кто такая А.Д.? – спросила она.
– Что?
– На броши, что вы мне подарили, есть гравировка Л.М. и А. Д. Кто такая А.Д.?
Глаза его сделались как льдинки.
– Для меня она важности не представляет, – сквозь зубы процедил Логан.
– Но…
Он наклонился и поцеловал Мэдди в шею, и с губ ее против воли сорвался вздох наслаждения.
Логан его слышал, и иного поощрения ему не требовалось.
Руки его заскользили по ее телу не грубо, не настойчиво. Он ничего не требовал, он просто изучал ее формы.
И пока он исследовал ее тело на свой лад, Мэдди тоже кое-чему училась. Для того чтобы иллюстрации получились действительно качественными, надо тщательно изучить тех, кого рисуешь. Надо понимать, как они устроены, каким целям служат отдельные части их тел, как они функционируют. Например, для чего крабу антенна, для чего шелкопряду мундштук.
Мэдди иногда позволяла себе делать зарисовки не только всяких пауков или крабов, но и людей. Руки, глаза… Но сейчас она наблюдала, как движется его кадык, как играют желваки под скулами, как меняется его взгляд…
Мэдди исхитрилась и вывернулась из-под него.
– Простите. Мне, правда, очень жаль. Не поймите меня превратно, я не имею ничего лично против вас, но я… Я все время думаю о крабах и ничего не могу с собой поделать.
Логан опрокинулся навзничь и уставился в потолок.
– А я-то думал, что меня уже ничем нельзя удивить в постели, – протянул он.
Мэдди села, подтянув колени к груди.
– Вы в курсе, что я придумала себе любовника-горца, написала ему целый ворох писем и много лет плела замысловатую паутину лжи. И после этого вы удивляетесь моей странности?
– Да, пожалуй, ты права. Удивляться тут нечему.
– Насчет крабов. У них процесс ухаживания может длиться месяцами. Перед тем как подпустить к себе самца для спаривания, самка краба должна убедиться в том, что партнер не собирается ее съесть. Понять истинные намерения партнера для нее жизненно важно, потому что для спаривания ей необходимо сбросить панцирь. И самец не считает месяцы, потраченные на ухаживания, пустой тратой времени. Так, если самка краба достойна, чтобы ее обхаживали месяцами, неужели я настолько хуже самки краба? Я просто не могу понять, к чему такая спешка.
– Мы прошли обряд обручения, детка. Мы обменялись клятвами, – со вздохом сказал Маккензи. – И для того чтобы брак стал действительным, нам осталось его консумировать.
Если он хотел завладеть ее вниманием, то ему это вполне удалось.
– Вы хотите сказать, что еще не поздно все вернуть назад?
«Интересный у нее ход мыслей. Очень даже интересный».
– Даже не думай, – сурово сказал Логан. – Позволь мне напомнить тебе о тех причинах, по которым ты не захочешь все отменить.
«Да, – подумала Мэдди. Он прав. Письма у него, и, если он пустит их в ход, ей несдобровать».
Но с другой стороны, еще не все потеряно. Мэдди пришло в голову, что, уговорив его отложить консумацию, она успеет отыскать письма и сжечь их. И вся его власть над ней рассеется, словно дым над костром из писем.