Брешь - Ли Патрик

В этой суматохе мыслей Трэвису вдруг вспомнились уроки вождения на льду. Когда теряешь управление и машину заносит, не стоит пытаться вывернуть в направлении, противоположном заносу. Поворачивай туда, куда уводит инерция.

Сама эта ассоциация казалась нелепой, но ничего другого ему все равно не оставалось. Он с усилием крутанул корпус против часовой стрелки — и оказался стоящим неподвижно, столь внезапно, что едва не растерялся. Но винты, казалось, уже барабанили по его черепу. Все могло закончиться в любую секунду.

Правда, все время, пока ему приходилось двигаться под открытым небом, некоторую надежду, невзирая на все страхи и опасения, внушала мысль, что люди в вертолете могут и не знать, кто на самом деле перебил их товарищей в лагере. Они должны были предположить, что пленникам каким-то образом удалось взять верх над захватчиками или на них напал кто-то из экипажа самолета, уцелевший после бойни на борту. И в том, и в другом случае они должны были высматривать беглецов, одетых для полета на «Боинге», а не для пешего путешествия по Аляске.

До валуна чуть выше колена оставался всего шаг. Трэвис сел на землю, тяжело привалившись к нему спиной, а Пэйдж усадил себе на колени. На ней сейчас была его теплая куртка, правда, без рукава, чтобы рана могла дышать. Но ее раненую правую руку Трэвис прижал к себе, так что сверху этой странности заметить не могли.

Ее лицо он притянул к своему, с тем, чтобы использовать единственный их шанс на спасение: создать у преследователей иллюзию того, что они видят внизу всего лишь влюбленную парочку, отправившуюся в туристический поход по заповеднику и целующуюся на лоне природы.

В следующее мгновение вертолет поднялся из-за ближнего кряжа, сместился на север и завис над ними: пилот явно увидел их. Впрочем, Трэвис отслеживал геликоптер лишь краем глаза: большую часть его поля зрения заполняло лицо Пэйдж.

Перестук лопастей усилился: вертолет двинулся по направлению к ним.

Трэвис закрыл глаза — со столь небольшого расстояния это должны были заметить — и сделал все возможное для того, чтобы поцелуй выглядел натурально. Одна его рука лежала на ее затылке, другая обнимала талию, губы были прижаты к ее губам. Турбины ревели прямо над их головами, поднятый винтами ветер яростно трепал волосы.

Все это в совокупности было настолько чувствительно, что Пэйдж очнулась.

Трэвис почувствовал, как вздрогнуло ее тело. Он открыл глаза и увидел меньше чем в дюйме от себя ее испуганный взгляд. Ну вот, сейчас все и кончится. Она оттолкнет его, вырвется, а спустя несколько секунд пулеметная очередь с вертолета оборвет обе их жизни.

Но в тот же миг глаза ее изменились, наполнились пониманием. Она прижалась к нему, подняла здоровую руку и запустила пальцы ему в волосы. И поцелуй сейчас был самым что ни на есть настоящим: ее губы, влажные, жаркие, заставили Трэвиса на мгновение забыть обо всем прочем. Все куда-то исчезло, и рев двигателей, и ветер: не осталось ничего, кроме нее и ее поцелуя, столь же отчаянного, как потребность в дыхании. В тот миг неважным казалось даже то, что это притворство.

Потом до него дошло, что им стоило бы помахать вертолету. Как поступила бы почти любая парочка, но тут тональность работы двигателя изменилась, и вертолет, набирая скорость, начал уходить прочь.

Пэйдж не прерывала поцелуй еще секунд десять, пока геликоптер не отлетел на достаточное расстояние, и лишь тогда отстранилась. Они смотрели друг другу в глаза, разделенные всего шестью дюймами.

— Соображаешь, — произнесла она шепотом, поскольку на большее у нее не было сил.

Он кивнул, неожиданно осознав, что ему трудно говорить.

Она повернулась посмотреть вслед вертолету, но это движение породило такую волну боли, что у нее перехватило дыхание. Ее больная рука прижалась к нему, но лишь слегка, так, что он едва это почувствовал.

Совладав с собой, Пэйдж медленно подняла руку, вытянула ее, присмотрелась к венам, вздувшимся на предплечье более чем в футе от воспаленной раны, и Трэвис впервые с того момента, как они повстречались, увидел в ее глазах страх.

— Далеко отсюда до города? — спросила она.

— Всего пара часов, — соврал он. — Закройте глаза, а снова откроете уже там.

В какой-то затянувшийся момент ему казалось, что Пэйдж так и сделает: она подалась к нему, коснувшись лбом его щеки. Он уже собрался встать и идти, когда она заговорила.

— Запомните как следует. От того места, где меня пытали, в направлении, противоположном месту крушения, пройти пятьдесят шагов. Там дерево, самое большое поблизости. Не ошибетесь. «Шепот» зарыт по другую его сторону, на глубине двух футов. Я присыпала то место хвоей, чтобы не было видно, что там рыли яму.

— Мне это незачем знать, — заявил Трэвис, — доложите об этом сами.

Он помолчал, ожидая ответа, но его не последовало.

Ее дыхание, обдававшее теплом его шею, сделалось медленным и равномерным.

Сквозь тонкие занавески на окне гостиной Трэвис видит, что был близок к истине: они сидели обнявшись, правда, не на кушетке, а на одном из больших раскладных кресел.

Он стучится и видит, как мужчина оборачивается на звук. Спустя момент тот проходит с другой стороны к двери, и Трэвис сквозь маленькое окошечко в ней видит его глаза. Они красные от слез. Позади него в столовой стол завален цветами и траурными карточками.

Мужчина открывает дверь, даже не взглянув, кто за ней. Он ожидает кого-то другого, кого угодно, и, когда оказывается лицом к лицу с Трэвисом, его передергивает. Его глаза сужены, из левого глаза вытекает слеза.

Глядя ему в глаза, Трэвис ожидает, что сейчас этот человек повернется, пройдет в другую комнату, возьмет дробовик и откроет огонь. В этом случае Трэвис не побежит: он знает, что заслуживает такого за то горе, которое причинил этим людям.

Но отец Эмили Прайс не поворачивается. Из глубины дома слышен голос ее матери, она спрашивает, кто пришел. Голос слабый, охрипший от рыданий.

Ответа она не получает.

— Что вам угодно, детектив? — спрашивает мистер Прайс, глядя Трэвису в глаза.

В его словах звучит презрение. Как знает Трэвис, тоже заслуженное.

— Что вам сказали в полиции? — спрашивает он.

Взгляд мужчины каменеет.

— Идите поинтересуйтесь у них сами. Они ведь вам верят, не так ли? — Трэвис молчит. Он ждет ответа. — Они не собираются никому предъявлять обвинение, — со злобой, мукой и отчаянием произносит наконец мистер Прайс.

— Почему?

— Нет доказательств. Они не нашли даже ее тело. Даже машину. Но там было столько… — у него перехватывает дыхание, и на миг кажется, что он уже не сможет говорить, — …столько крови. Ее крови. Слишком много, чтобы после такой кровопотери девушка ее габаритов могла выж…