Змея на груди - Ирина Дягилева

Подругу она напоила чаем, дала ей таблетку снотворного и уложила в постель, а сама набрала номер телефона следователя.

– Здравствуйте, Алексей Александрович, это Пульхерия Афанасьевна. Вы меня помните?

– Конечно помню. Разве можно забыть такое большое дело.

– Вы сказали тело или дело? На мой большой вес намекаете? – беззлобно хихикнула она.

– Я оговорился. Надо было сказать громкое дело, тогда бы у вас не возникла ассоциация с телом, – попытался оправдаться Кузьмин.

– Оговорка по Фрейду. Ладно, перейдем от тела к делу. Алексей Александрович, я влипла, причем по-крупному.

– Вы, Пульхерия Афанасьевна, по-другому влипать не умеете. Если свидетельница, то не бытовой драки, а убийства, если кражи, то не меньше чем на двести миллионов евро. Свидетелем чего вы на этот раз оказались? Или, может быть, не дай бог, соучастницей?

– Не я, а мы с подругой. Вернее, муж моей подруги.

– Я помню, по делу тогда проходила какая-то ваша подруга. Если мне не изменяет память, Марина Владимировна Денисова.

– Ну и память у вас, Алексей Александрович, – с восхищением произнесла Пульхерия. – Я вам сейчас кое-что расскажу, только вы мне должны пообещать, что меня не выдадите.

– Я что, похож на Павлика Морозова? – рассмеялся Кузьмин.

И Пульхерия в общих чертах поведала майору об их с Мариной злоключениях.

– Таким образом, я знаю имя убитого, а менты нет. И что вы об этом думаете? – в заключение спросила она.

– Да, история, прямо скажем, с душком, – ответил Кузьмин. – Если бы вы были маленькой девочкой, я посоветовал бы вашим родителям вас хорошенько наказать: выдрать как Сидорову козу, к примеру, или в темный угол поставить, коленями на горох.

– В уголовном кодексе такого вида наказаний нет, – пробурчала Пульхерия.

– Зато в нем есть статья, в которой четко указано, сколько лет надо дать за то, что вы натворили.

– А как же презумпция невиновности? Мало ли что эти люди про себя наговорили? Вдруг эти молодые любовники на самом деле от ревнивого мужа спасались?

– Тогда она бы вам так и сказала.

– Может быть, эта Оксана хотела пыль в глаза пустить или не хотела, чтобы ее сочли пошлой, если она расскажет такую банальную историю? Вот она и сочинила героически-романтическую легенду, совсем в духе нашего времени. Включите телевизор, там все сериалы в таком ключе сняты.

– Что толку теперь гадать? Погиб человек. Необходимо найти того, кто это сделал, и при этом больше никто не должен пострадать. Сейчас поздно, навести справки я смогу только утром. Вы из дома не выходите и ждите моего звонка. Если к вам нагрянут, в чем я абсолютно уверен, действуйте по обстоятельствам, но особенно там не сопротивляйтесь. Они наверняка подготовятся, придут с ордерами, и все такое. Вот и весь мой ответ. Я же со своей стороны сделаю все, от меня зависящее.

– У меня к вам есть еще одна просьба. Я записала номер машины этой Оксаны или Тани. Узнайте, пожалуйста, в милицейской базе, на кого она записана. Номер простой С 772 ОР.

Ночью Пульхерия спала плохо. Дождь не убаюкивал своей монотонностью, а раздражал, все шуршал и шуршал по листве за окном. Он заполнил этим шуршанием все окружающее пространство, вытеснив из него остальные звуки. А под утро ей приснились змеи, огромные, жестокие и безжалостные. Они гремели погремушками на кончиках своих хвостов, стучались в дверь и с шипением требовали, чтобы она ее открыла.

Пульхерия открыла глаза и подумала: «Какое счастье, что это всего лишь сон», но ужас, который она пережила в своем кошмаре, был настолько реальным, что все остальные чувства на его фоне казались блеклыми и расплывчатыми.

Марина спала так крепко, что не слышала настойчивого стука в дверь. Она только перевернулась на другой бок, пробормотала что-то неразборчивое и опять сладко засопела.

В дверь уже не просто стучали, а, можно сказать, ломились. Даже не посмотрев в глазок, Пульхерия уже знала кто.

– Игорь Петрович, вы, когда в школе учились, случайно не барабанщиком были? – сердито спросила она следователя без всяких предисловий. – Впрочем, можете не отвечать! Все равно соврете.

– Почему вы так решили? – удивленно спросил Штыкин и пояснил: – Я насчет вранья?

– А когда это мужчины женщинам правду говорили? Им легче соврать что-нибудь красивое, лишь бы женщина к ним не приставала и не лезла в их примитивный мужской мир со своими расспросами.

Штыкину эти слова Пульхерии показались почему-то обидными, и он сказал правду:

– В школе я был знаменосцем, но всегда мечтал быть барабанщиком.

– Ого, как я понимаю, вы были активистом пионерского движения, следовали заветам дедушки Ленина и товарища Сталина. Впрочем, что я говорю? Сталин тогда уже почил в Бозе.

– С чего вы взяли? Может быть, я был хулиганом?

– Житейская логика. Если бы вы были хулиганом, тогда вам не доверили бы нести знамя. Вы же следователь, человеческие души препарируете, а такие бездарные вопросы задаете.

Они все еще стояли в коридоре, и Штыкин от неожиданного допроса Пульхерии как-то оробел и не решался пройти дальше. Сзади него топтался его помощник Мамонов, которого он взял с собой на случай возникновения каких-нибудь осложнений.

Пульхерия стояла босиком в ночной ситцевой рубашке с летающими розовыми слониками на голубом фоне. Волосы у нее торчали в разные стороны, придавая ей вид воинственно-трогательный. Так и хотелось подойти к ней и пригладить ее непослушные вихры.

– Ну, и долго вы будете так стоять? – спросила она и комично надула губы. – Вы небось вооружились до зубов всякими мерзкими бумажками, которыми собираетесь перед нами, беззащитными девушками, размахивать. Давайте, заковывайте нас в кандалы, ссылайте на галеры или в урановые рудники. – Она картинно простерла к Штыкину свои пухлые, словно у младенца, руки.

– Пульхерия Афанасьевна, кончайте свой балаган и давайте просто поговорим спокойно.

– Хорошо, – неожиданно быстро согласилась та. И, хитро сощурившись, спросила: – А ваш товарищ – немой статист или тоже участник представления?

– Это от вас зависит. Если вы будете вести себя хорошо…

– Можете не продолжать! Мы с вами не в детском саду, и вы не мой воспитатель. Я вас предупреждаю, что Марина Владимировна еще спит. Пошли на кухню, попьем чайку и побалакаем за жизнь и о делах наших скорбных.

– Пульхерия Афанасьевна, настройтесь, пожалуйста, на серьезный лад. Мы с вами будем говорить об убийстве. Если потребуется, я нашу беседу запротоколирую.

– Запротоко… что?! Так. Тогда у меня встречный вопрос. Можно? – она подняла, как примерная школьница, правую руку.

Штыкин кивнул.

– Если это серьезный допрос, с протоколом и соблюдением всех условностей, тогда где мой адвокат? Что-то я его не вижу. А? Адвокат, ау-у, где ты, родимый?