Пока бьётся сердце - Дженнифер Хартманн

Когда он наклоняется, я резко втягиваю воздух, мои глаза закрываются в предвкушении. Я тихонько вздыхаю, когда наши губы соприкасаются, и Дин делает то же самое. Я говорила ему не превращать это в то, чего быть не может, но, наверное, мы должны притворяться. Может быть, это единственный способ справиться. Я чувствую, как его язык ищет вход в мой рот, и подчиняюсь. Подаюсь всем телом вперед, чтобы прижаться к нему сильнее, и открываю рот шире, поощряя его.

– Закрой глаза и отключись, – выдыхаю я в жар его губ, повторяя его собственные слова. – Сосредоточься на нашем поцелуе.

Мои слова, кажется, каким-то образом его приободряют, и Дин обхватывает правой ладонью мое лицо, в то время как другой рукой продолжает размеренно кружить по моему запястью. У каждого из нас есть свои демоны. И свои методы выживания. Его прикосновение, мой поцелуй. Поцелуй, который становится все глубже и глубже, овладевает нами, маскируя этот момент, немного приукрашивая отвратительную реальность. Мой язык – это его вуаль, его черный плащ.

Но он также и его топливо. Не успеваю я опомниться, как Дин скользит рукой по моей щеке, затем талии, бедру и наконец нежно раздвигает мне ноги. Я чувствую, как кончик его члена прижимается к моему входу, и все становится слишком реальным. Я издаю звук, который даже не могу описать – похожий на писк котенка. Вызванный всепоглощающим неверием в происходящее, током, пронзающим все мое тело.

– Прости меня. – Он отстраняется от моего рта и утыкается лбом мне в шею, когда толкается внутрь. – Мне ужасно жаль.

Круг, круг, круг.

В левую сторону, затем в правую. Медленно, осторожно и ласково. Вверх и вниз.

Очерчивает линии вен. Как искусство.

Я могу притвориться, что это нечто прекрасное.

Дин снова тянется к моим губам. Его член заполняет меня, двигаясь внутрь и наружу торопливыми толчками. Он кажется большим и толстым, в отличие от мерзкого Эрла, который только вчера вторгался в мое тело.

Круг, круг, круг.

Наши языки борются, отчаянно пытаясь стереть все происходящее – все, что уже произошло. Просто все. Правой рукой Дин задирает мою ногу и прижимает к своему бедру. Его пальцы впиваются в мою ягодицу, слегка сжимая при каждом толчке. Вперед, назад. Вперед, назад.

Круг, круг, круг.

Я слышу, как неподалеку тяжело дышит вонючий монстр, постанывая от удовольствия при виде этого зрелища. Гребаного развлечения с нами в главной роли.

Круг, круг, круг.

Мне нужно сосредоточиться. Мне нужно отключиться от Эрла, этого подвала и запаха неминуемой смерти в воздухе.

Дин.

Есть только Дин.

И не имеет значения, что он внутри меня, пронзает меня, вырывая тихие всхлипы из глубины моего горла. Он здесь. Он жив. Мы оба живы.

Мы вместе во всем этом.

Он продолжает целовать меня, движения языка все более неуклюжи, толчки ускоряются, а тело напрягается. Он собирается кончить.

Круг, круг, круг.

Я не открываю глаз. Я не хочу видеть его лицо в этот момент – не хочу становиться свидетелем его удовольствия. И это не потому, что я злюсь или обвиняю. Я завидую. Завидую, что он способен найти уголок радости, удовольствия, подлинного блаженства посреди нашего общего кошмара. Да, мы вместе, но на мгновение – на несколько ослепительных секунд – мы окажемся в разных мирах.

Дин скользит ладонью вверх по моему бедру и сжимает мою голую задницу. Но при этом большой палец не прекращает двигаться на запястье. Словно неустанный шепот извинений.

Круг, круг, круг.

И затем Дин достигает пика удовольствия. Пытаясь скрыть свой стон, он утыкается лицом в изгиб моей шеи. Охватываемый волнами оргазма, он цепляется за меня, крепко обнимает, как пылкий любовник. Но это не так. Я всего лишь пешка в игре Эрла. Мы оба пешки.

Дин глубоко вздыхает и у него тут же перехватывает дыхание.

– Мне жаль. Прости меня. Мне очень жаль, – повторяет он, снова и снова. Его захлестывает отчаяние. Эйфорию сменяет раскаяние, и моя зависть исчезает. Я чувствую, как его горячие слезы капают мне на ключицу.

Но Эрл напоминает нам о том, где мы находимся и почему мы здесь. Как будто такое возможно забыть.

– Это было чертовски красиво. Я так мощно кончил, аж звезды перед глазами, – рычит он, от его хриплого смеха мне хочется блевать.

Дин все еще внутри меня, смягчается, но пока не может меня покинуть.

Может быть, он все еще притворяется.

Я не виню его.

– Время вышло, любовничек, – рявкает Эрл.

В нос проникает отвратительный запах потного, немытого тела. Я наконец открываю глаза, чтобы увидеть, как он приближается к нам со своим пистолетом в руках. Дин выскальзывает из меня, но левой рукой не отпускает запястья. Правая же опускается с моей задницы на бедро. Он продолжает держать меня, продляет прикосновение так долго, насколько возможно. Я чувствую, как он поднимает голову с моего плеча, но всем телом поворачиваюсь в сторону, не в силах смотреть ему в глаза. Пока нет.

Может быть, никогда.

– У нас тут не романтическое утро после ночи любви, тупой ублюдок. Убирайся на хрен в свой угол, пока я тебе бошку не разнес.

Голос Эрла обжигает, и я чувствую потерянность и холод. Но ничто так не опустошает, как то, что Дин отпускает мое запястье и отступает. Кожа все еще помнит его прикосновение, я чувствую отголоски движений по линии вен. И Дин никогда не узнает, какой большой след они оставили в моей душе. Запястье покалывает и ноет, требуя продолжения.

Когда я наконец отваживаюсь взглянуть в сторону Дина, его штаны вновь застегнуты, а Эрл приковывает его к трубе.

Мы вернулись на наши прежние позиции.

Но когда по внутренней стороне бедра стекает теплая и липкая жидкость, а слезы Дина смешиваются с потом на моей коже, я знаю, что мы изменились.

Мы никогда больше не будем прежними.

Глава 7

– Дин.

Его имя, слетевшее с моего языка, громким надсадным эхом разносится по тихому помещению, и все же Дин притворяется, что не слышит меня. Он не двигается, не моргает и даже не вздрагивает. Он просто сидит, прислонившись к своей трубе и отодвинувшись от меня как можно дальше.

– Дин, – повторяю я. Ничего.

Я вздыхаю, низко опускаю голову и закрываю глаза. Наверное, прошел час с тех пор, как… ну, с тех пор, как это произошло. Он вернулся в свой темный угол и замкнулся в себе.

Он не сказал мне ни слова. Он даже не взглянул