Серебряный конь - Элайн Митчелл

Уже почти не было слышно присутствия других лошадей, но Бел Бел не останавливалась. Таура брел за нею по дну ручья, изредка ухватывая глоток холодной воды, он по-прежнему задыхался и дрожал. Таура недоумевал — куда делся Ураган, но знал, что с ним все в порядке, ведь всадник охотится только за ним, за Таурой.

Поток совсем сузился, и Таура догадался, что они, видимо, приближаются к вершине горы.

— Там, куда я веду тебя, мы, может, найдем Мирри и Урагана, — сказала Бел Бел.

Но когда они остановились в маленькой песчаной пещере, полностью скрытой кустарником, там никого не оказалось.

— Они придут, — сказала она. — Ляг и поспи.

И когда Таура проснулся несколько часов сну рядом спал Ураган.

Мирри и Бел Бел стояли и безмятежно глядел на своих жеребят, пока те утоляли жажду. Потом они привели обоих к небольшому лугу со снежно травой, а потом, прежде чем вернулся к табуну, Бел Бел сказала своему молочно-белому сыну:

— Не возвращайся туда, где вы паслись. Тот человек тебя запомнил, запомнил твои любимые места. Разве ты забыл, почему я дала тебе имя Таура ветер? Я знала, когда ты родился, что каждый человек будет тебя преследовать, и ты должен быть быстрым как ветер.

Таура и Ураган вернулись на главный хребет только поздней осенью, когда до зимы оставалось недолго. Какое-то время они пребывали в лесистой местности под Бараньей Головой, и в погожие яркие дни резвились на снежной траве между гранитными столбами. Иногда поблизости появлялись и другие молодые лошади, а однажды Тауре задал взбучку трехлетний жеребец, который явился в сопровождении трех молодых кобыл и затеял с Таурой драку из-за того, что тот выглядел не так, как другие. Но по большей части друзья были одни и целыми днями скакали, обуреваемые каким-то диким восторгом, и так как все больше холодало, только чтобы согреться, преследовали иногда динго, зайца или же кравшуюся мимо лисицу.

Снег и этом году выпал поздно, и в прозрачном осеннем воздухе скалы казались багровыми, а снежные эвкалипты добавляли к окружающим красным, оранжевым и зеленым краскам свой обычный призрачно-серебристый и серый цвет. Таура оделся зимней шерстью, посветлел еще больше, чем к прежние зимы, и сделался скорее серебряным, чем молочно-белым.

Ранним утром иней одевал хрупким пушком каждую травинку и каждый листик вереска, который рос вдоль мелких ручьев, и лед хрустел под ногами жеребят. Иногда ледяной покров на мелких лужах, разбиваясь, разлетался из-под их копыт. В траве же белая изморозь прилипала к их ногам с каждым шагом. Было холодно, очень холодно, но пока еще сохранялась ясная погода, жить было весело и увлекательно.

А затем пришли темные неприятные дни, с гор задул свирепый северный ветер, и, словно состязаясь с ним, жеребята с безудержной быстротой скакали по упругой траве в сторону леса, где ветви деревьев бились и хлестали воздух, словно раздуваемая ветром грива дикой лошади.

По ночам ветер ревел вокруг гранитных столбов на хребте Бараньей Головы. Порой даже не разобрать было, кто воет между скал, динго или ветер.

Таура и Ураган, как и предсказывала Брауни, стали настоящими одиночками, как их матери. Даже первые снегопады не прогнали их и не заставили спуститься ниже — все-таки тут еще оставалась трава для еды, а мчаться сквозь метель было так увлекательно. Бывало ли в его жизни время, как сейчас, думал Таура. Сейчас он ощущал свою силу как нечто свое и в то же время как часть ветра и снега, и он все время ощущал мощь гор. Это было время безумных скачек и время игр, время состязался с ветром, время спать у подножия скалы, когда поблизости воют динго, время для него и для Урагана наслаждаться своей волнующей силой — время, которое скоро придет к концу. С весной начнется новый период в жизни жеребят, но впереди предстоит еще зима. Снег пошел уже всерьез и вынудил их спуститься вниз в поисках травы сперва до истоков реки Крекенбек и хижины в ущелье, называемой хижиной Мертвой Лошади, а затем еще ниже — в Каскады.

Таура по-прежнему страшно боялся людей, и в то же время они вызывали у него непреодолимое любопытство. Если он находил какие-то признаки их пребывания, он уже не мог держаться от этого места подальше (конечно, когда знал, что люди это место уже покинули). Хижина ему казалась чем-то колдовским. Ведь именно из этих хижин зачастую шел дым, да и костры, которые разжигали люди, были, без сомнения, колдовством.

Хижина Мертвой Лошади была крыта плохо закрепленным оцинкованным железом и заскрипела, как раз когда Ураган пытался убедить Тауру пройти мимо, не задерживаться там и не осматривать все вокруг. Скрип крыши заставил обоих жеребят нервно отбежать назад, под защиту деревьев, но: когда скрип стал повторяться, так как холодный ветер все время задувал через ущелье, они снова выглянули наружу. Ничто теперь не могло остановить Тауру, помешать ему все осмотреть и обнюхать. Он осторожно приближался к хижине и каждый раз испуганно отпрыгивал, когда железная крыша издавала скрип. Ураган, однако же, остался стоять под деревьями, он не одобрял поведения друга, но наконец, поняв, что ничего дурного с ними не случится, тоже осторожно пошел к хижине, вытянув вперед морду.

На кучу хвороста под навесом было брошено очень старое седло. Оно пахло лошадью, жеребятам это не понравилось, и они попятились. Потом они обследовали так называемую «виселицей» (два столба с поперечиной, на которую вешалась туша убитого зверя) — пустая, она возвышалась точно мельница на фоне предвещающего снег неба. Неподалеку стоял недавно построенный скотный двор, обнесенный необычайно высокой изгородью.

— Сюда они загоняют лошадей, когда им удается поймать их. Это и есть двор, про который нам рассказывала мама, — заметил Ураган.

— Тут надо только уметь прыгать, — Таура прикинул на глаз высоту ограды. — Внутрь-то я прыгну, но выберусь ли оттуда, неизвестно.

— И не пробуй, — посоветовал Ураган. — Ворота крепко заперты.

— Если бы пришлось, можно было бы и выпрыгнуть — вон в том углу, где забор пониже, — сказал Таура, однако отвернулся и пошел от хижины прочь.

Довольный Ураган последовал за ним наверх, на следующий гребень, оставив позади запахи человека и прирученной лошади.

Этой ночью над горами сгустились черные тучи, и жеребята догадались, что следует ждать сильнейшего снегопада. Вместо того чтобы выбрать какое-нибудь место для стоянки около чистой воды и травяного пастбища, они продолжали бежать трусцой в сторону Каскадов. Надо было дойти до низменной местности, но они не знали, сколько там сейчас зимует диких лошадей. Таура чувствовал, что теперь он способен победить Дротика, если предстоит с ним драться, но, разумеется, Дротик не единственный в горах молодой жеребец.

К полуночи пошел снег. Друзья прятались по большими скалами, пока не появились первые признаки серого рассвета, тогда стали осторожно спускаться вниз, держась среди деревьев.

Они оказались на самой северной оконечности Каскадов, где ручей сворачивал к большому водопаду и реке Инди. Здесь было раньше одно из пастбищ Громобоя. Его разбросанные побелевшие кости, возможно, так и лежали в долине, которой они постарались избежать. Воспоминание о той ночи, сама близость к этому месту заставляли их нервничать и вести себя очень осторожно. И поэтому они увидели группу всадников опять с той самой великолепной черной лошадью во главе раньше, чем те заметили их. Если бы они в этот момент двигались, они бы столкнулись с всадниками нос к носу, но Таура и Ураган замерли на месте и хотели было незаметно скользнуть в глубь леса, но, как и в прошлый раз, черная лошадь заржала. Дрожа от страха, жеребята, насколько могли, бесшумно начали красться через буш, но, заслышав черную лошадь с всадником, следующих за ними по пятам, они понеслись бешеным галопом, направляясь к самым труднопроходимым местам.