Новобранец - Елена Хаецкая

Арилье опять кивнул.

— Я его знаю. Они с Веньо были друзьями.

— Мы оба увидели Веньо внизу, на земле. Он был мертв, понимаешь? А потом Хатра рассказал мне об Эвремар. О том, что она сделала.

— Эвремар ничего подобного не делала, — возразил Арилье.

— Но Веньо покончил с собой, — горько сказал Денис. — Это случилось. Значит, происходило что-то дурное. Настолько дурное, что человек попросту не захотел дальше жить. Мы ведь можем многого не знать. А Хатра — знал. Они с Веньо дружили, ты же сам признаешь это.

— Погоди, не торопись. — Арилье заложил руки за спину, сплел пальцы. — Ты своими глазами видел, как Веньо по доброй воле бросился со стены? Нет ли вероятности, что он просто упал?

— Просто упал? Ты сам-то в такое веришь?

Арилье покачал головой.

— За все века, что стоит замок, не было ни одного случая, чтобы кто-то по неосторожности свалился со стены. Для подобных несчастий всегда имелась какая-нибудь чрезвычайно веская причина.

— Например, самоубийство.

— Здесь каждый воин на счету. Ни один из нас не совершит подобной глупости. Если кому-то в замке захочется свести счеты с жизнью, к его услугам всегда найдется подходящий отряд троллей.

— Это эльфийская логика, а Веньо был человеком.

— Это самая обыкновенная логика, а Веньо был прежде всего воином замка, верным вассалом защитницы Гонэл, — возразил Арилье.

Денис вздохнул. Внезапно он ощутил себя страшно одиноким. То короткое время, которое он прожил, добровольно отказавшись от дружбы с Арилье, наконец-то закончилось. Все разъяснилось, все встало на свои места. Конечно, Хатра заблуждался. По крайней мере, в том, что касалось Арилье.

Что бы ни случилось с Веньо, как бы на самом деле ни относились эльфы к людям, — сейчас для Дениса это не имело значения. Он просто не мог дольше выносить отчужденность, на которую обрекала его недоверчивость к существам другой расы.

Арилье мгновенно почувствовал перелом в настроении приятеля.

— По-моему, сейчас — худшее время для ссоры, — сказал он спокойно. — С людьми такое случается: внезапно их охватывает неприязнь ко всем, кто им не кровная родня. Я не в обиде.

Денис слабо улыбнулся:

— И как долго обычно длится такое помешательство?

— От нескольких часов до нескольких лет. И это всегда болезненно, — тотчас ответил Арилье.

— Ценю твою искренность… — Денис вымученно улыбнулся. — Но если Веньо не покончил с собой, то все обстоит еще хуже.

* * *

Тело Веньо было предано огню на закате того же дня. Во время церемонии Денис впервые увидел госпожу Гонэл.

Оба воинских отряда — и тот, которым командовал Роселидис, и тот, который постоянно находился в замке, — выстроились справа и слева от костра. Тело погибшего, завернутое в саван и перевязанное лентами крест-накрест, лежало на огромной куче хвороста. Оно казалось совсем крошечным и оттого вызывало острую жалость.

Как мало места занимает человек на земле, когда он превращается в пустую телесную оболочку! И как много, оказывается, означает душа! Это она позволяет человеку казаться большим, значительным, сильным. Но нет больше души — и вот ничтожный сморщенный карлик затихает на вершине горы погребального костра.

Две женщины одиноко стояли с горящими факелами наготове, одна в головах, другая — в ногах покойного. Они были похожи между собой, как родные сестры, хотя, приглядевшись, Денис понял, что одна из них намного старше другой. Обе — высокие, хотя и не такие рослые, как безымянная воительница, обе — с распущенными и спутанными золотисто-рыжими волосами, в простых темных одеяниях, босые. Даже форма ступней у них была одна и та же.

Та, что старше, и была защитницей Гонэл.

В знак своего горя лучница Эвремар разорвала на себе одежды. Шелковые полосы едва прикрывали ее тело. Повинуясь знаку Гонэл, Эвремар одновременно с ней шагнула к костру и поднесла факел под поленницу.

В тот же миг сухие, просмоленные дрова занялись, и пламя побежало наверх, словно торопясь захватить в свои объятия неподвижную фигурку, застывшую в ожидании.

Обе женщины превратились в черные силуэты на фоне гигантского ярко-оранжевого пятна. Все неживое вокруг них пришло в движение, а все живое, напротив, застыло. Длинные волосы свободно развевались, длинные одежды шевелились, языки пламени плясали, и даже мертвец двигался среди прогорающих поленьев, но женские фигуры сохраняли совершенную неподвижность.

Во время всей церемонии Гонэл не проронила ни слова. Не было ни хвалебных речей, ни слов прощания, ни даже слез. Никто не проронил ни звука. Но одно лишь то, что защитница замка явилась проводить своего воина босая, в полном трауре, и простояла возле костра, пока тот не догорел, означало очень многое.

Денис смотрел на нее, не отрываясь. «Женщина вдвойне» — назвал ее Арилье. И добавил, что она умеет «пускать пыль в глаза».

Однако сейчас Денис был абсолютно уверен в том, что Гонэл вовсе не пускает пыль в глаза. Она на самом деле глубоко скорбит о своем воине. И точно так же она придет провожать любого, кто бы ни погиб на ее службе, вдруг понял Денис. Наверное, поэтому за нее так легко умереть.

Замок охранял Серую Границу, за которой начинались земли троллей, куда, как считалось, не заглядывал ни один человек и уж тем более — ни один эльф. Время от времени чуждые миры исторгали отряды троллей, которые совершали набеги на деревни, раскинувшиеся по зеленым равнинам. И такое происходило все чаще.

Собственно, замок представлял собой форпост и находился на первой линии обороны.

Случись серьезная война — и волны врагов затопят замок, обойдут справа и слева, а если им повезет, то и разрушат, — и хлынут дальше, к отдаленным горам, где их встретят мощные эльфийские крепости, запирающие реки и перевалы. По слухам, где-то там, в одной из таких крепостей, легендарном Калимегдане, обитают Мастера.

Но о них вообще известно на удивление мало, как установил Денис.

Впрочем, Денис расспрашивал о Мастерах больше из любопытства, нежели из каких-либо иных побуждений. В отличие от Дороти в Стране Оз, он вовсе не рвался домой. Ничего хорошего не ожидала его в «Канзасе». Но ему все же хотелось бы по возможности больше узнать о той земле, где он очутился.

Арилье о Мастерах говорить отказался сразу и наотрез:

— Это не имеет к нам ни малейшего отношения.

— Почему?

— Ты ведь не жаждешь выяснить подробности о птенцах лысого орла или какие-нибудь детали биографии здешнего библиотекаря? — туманно ответил Арилье.

— При чем здесь лысый орел? — осведомился Денис.

— При том, что птенцы лысого орла и вообще вся его личная жизнь нас совершенно не затрагивают. И тебе равным образом безразличны заботы, беды и радости библиотекаря, поскольку ты от него нимало не зависишь.