Людовик XI - Жак Эрс

Короля принимали не так тепло. Церковники были представлены достойно: сто семьдесят доминиканцев, почти столько же францисканцев, семьдесят восемь кармелитов, шестьдесят девять августинцев... Но только шесть приходов со своими священниками и никого от Университета. Многозначительное отсутствие, которое было замечено и вызвало удивление. Магистры оправдывались традицией, по правде сказать, не очень твердой, согласно которой они должны поджидать короля на крыльце собора Богоматери; иные говорили, что не хотели смешиваться с безумствующей толпой, напуганные криками и ржанием лошадей. Эти доводы никого не ввели в заблуждение, и уж тем более не Людовика XI, который, перед собором, сославшись, в свою очередь, на шум и крики, отказался выслушать до конца речь одного из ученых докторов. Судя по всему, Университет оставался верен своим пробургундским пристрастиям.

Однако Людовик очень скоро занялся привлечением на свою сторону парижан — городских нотаблей и высших государственных чиновников. Он покинул королевский дворец на острове Сите и поселился в отеле Турнель, рядом с крепостью Сент-Антуан. На следующий день он отправился ужинать со своими придворными дворянами к Гильому де Корби, советнику Парламента, который той же ночью был назначен первым председателем парламента Дофине. На этом ужине присутствовали «несколько девиц и честных горожанок», и в последующие дни король «устраивал почестен пир» в разных местах Парижа. Умный политик, он этим ограничился. Он не мог надеяться на то, что весь город падет к его ногам за кое-какие милости, и не чувствовал себя там в безопасности, по меньшей мере безраздельным владыкой. Париж оставался неконтролируемым, непредсказуемым и даже опасным. 25 сентября король поселился в Туре — гораздо более спокойном городе, и оставался там до середины января. Именно в Туре и близлежащих замках — Амбуазе, Шиноне, Лоше — он действительно взял в руки бразды правления, держал совет, свободный от всякого подчинения, и твердой рукой и с упорством, в котором ему не отказывает ни один современник, вел насыщенную дипломатическую деятельность.

Он выступил в роли господина или судьи на нескольких сценах и даже вне королевства добивался существенных успехов.

Со смертью арагонского короля Альфонса Великодушного в 1458 году разразился бурный спор о престолонаследии, в котором брат короля Хуан II противостоял своему пасынку Карлосу де Виане, поддерживаемому королем Франции. Карлос был захвачен в плен и умер в сентябре 1461 года при обстоятельствах, показавшихся его сторонникам подозрительными. Известие о его кончине тотчас вызвало настоящую гражданскую войну между сторонниками Хуана II и городскими дружинами, в особенности барселонцами. Людовик XI усмотрел в этом прекрасный предлог для вмешательства; он написал каталонской депутации, заявив, что «разгневан и удручен» смертью Карлоса; пообещал ей «помогать, выручать и защищать ото всех и против всех»; отправил с посольством Анри де Марля, парижского нотабля. Но каталонцы отказались признать короля покровителем своей общины и отделались от посланника общими словами: им вовсе не улыбалось попасть в зависимость от Франции, которая, хоть и принимала на себя важные обязательства, угрожала их свободам. Тогда Людовик обратился к Хуану II, который не заставил себя упрашивать. Гастон де Фуа, женатый на его дочери, заключил договор о союзе, подтвержденный Людовиком XI в Совтере 3 марта 1462 года. 9 мая в Байонне Хуан II уступил ему за помощь в виде семисот копий и двухсот тысяч флоринов доходы с графств Руссильон и Серданья, под гарантию права занимать замки Перпинь-ян, Коллиур и Бельгард.

На деле король просто-напросто завладел обоими графствами. Его армия в десять-двенадцать тысяч человек под командованием Гастона де Фуа форсировала в ночь с 9 на 10 июля Сальское ущелье и взяла штурмом крепости, контролировавшие другие перевалы (Ларок, Ла Жункера, Рокаберти). Жители Перпиньяна сначала пытались сопротивляться, предпочитая «быть под турком, чем под королем Франции», но потом покорились, равно как и Коллиур, Тюир и Эльн. Однако королевская армия потерпела неудачу под Барселоной (сентябрь 1462 года) и вскоре столкнулась с мощным восстанием перпиньянцев, перекинувшимся на большую часть обоих графств. Вести новое наступление вдали от источников пополнения людьми и снабжения продовольствием было делом нелегким. Тем не менее французы снова захватили Перпиньян в январе 1463 года, а затем и весь Руссильон в течение июня. Король смог спокойно отозвать войска на север и назначить губернатором Руссильона и Серданьи Жана де Фуа, графа де Кандаля. В конечном счете первый военный поход его царствования увенчался значимым успехом, как в дипломатическом, так и в военном плане. Мечта о французской Каталонии не казалась несбыточной.

Людовик XI вмешался и в дела Савойи под предлогом другого династического спора, и с тем же желанием навязать свой арбитраж и, возможно, приобрести новые земли. Людовик Савойский выпустил власть из рук, и та перешла в руки его жены Анны Лузиньянской и клики ее киприотских советников, все более наглых и многочисленных. Филипп де Бресс, сын герцога и брат французской королевы Шарлотты, резко выступил против них, обвиняя их в заговоре с целью подготовить аннексию Савойи французским королевством. Он отправился за помощью в Женеву, где ходили слухи о французском вторжении. Людовик Савойский в октябре 1462 года приехал в Лион, чтобы встретиться с королем и молить его о покровительстве. Тот громко заявил, что не строит никаких планов аннексии, но запретил французским купцам посещать женевские ярмарки. Затем он нарочито примирился со своим шурином Филиппом де Брессом, выдал ему охранную грамоту, но уже в следующем, 1463 году заманил его в ловушку во Вьерзон; там люди короля схватили его и заточили в замок Лош, где он пробыл три года. Французская партия победила в Шамбери, и герцогство Савойское, куда дофин Людовик столько раз посылал своих эмиссаров, осталось в полной зависимости от него.

Хотя за пределами королевства голос короля звучал властно, ему пришлось столкнуться с серьезным внутренним кризисом, о котором упоминают все авторы того времени, даже бывшие в фаворе: одни называют это народным недовольством, другие — отказом принцев подчиниться королевской власти. Всего через несколько лет после восшествия на престол король был вынужден бросить все свои войска на борьбу с фрондой, которая заявляла об общественном благе и о желании реформировать государство, то есть, как всегда бывает в случаях, когда говорят о реформах и судьбе народа, установить свой контроль над раздачей должностей. Лига общественного блага во многом напоминала Прагерию, отстоящую от нее на четверть века. Людовику, главному действующему лицу мятежа 1440 года, теперь, при почти схожих обстоятельствах, противостоял его юный брат Карл. У Людовика не было сына, и наследником престола считался Карл, которого их отец сделал герцогом Беррийским. Возможно, именно опасаясь переворота, который провозгласил бы его брата королем, Людовик и поспешил «с великою силой» в Реймс в 1461 году, чтобы короноваться. Ничего подобного не случилось. Карл присутствовал при коронации и при торжественном вступлении в Париж, находясь в тени старшего брата. Этого, впрочем, ему было мало; он потребовал власти и денег. Разумеется, его обхаживали враги короля, честолюбцы и недовольные, зная о его слабом месте — о том, что он всегда готов ввязаться в авантюру. «Карл... во всех делах шел на поводу у других, хотя ему уже исполнилось двадцать пять лет». Ему было легко найти себе союзников.