Тонкая нить предназначения - Наталья Калинина

– Вы – Олеся? – настойчиво переспросил парнишка, чуть удивленный тем, что ему не отвечают.

– Да. Простите, я не предложила вам сесть.

Парень улыбнулся, показав широкую щель между двумя передними зубами, стянул с хилого плеча здоровенный рюкзак и с тяжелым стуком опустил его на свободный стул. В рюкзаке что-то металлически бряцнуло, и парень слегка поморщился. Затем отодвинул ногой другой стул и сел напротив девушки.

– Ну, давайте поговорим!

Она медленно кивнула, еще не в силах прийти в себя после постигшего ее разочарования. Парень снял с головы не менее замызганную, чем куртка, бейсболку и пригладил и без того прилизанные несвежие волосы, стянутые сзади в тощий крысиный хвостик. Вообще в его внешности было что-то крысиное – узкое лицо с острым подбородком и острым носиком, маленькие, темные глазки-бусинки. Даже голос был у него писклявый, а не сочный баритон, как Олесе представлялось. Ему бы подошла кличка «Крыс», но никак не претенциозная «Ягуар».

– Как вас зовут? – спросила Олеся, потому что у нее язык бы не повернулся назвать его сейчас, когда она увидела его воочию, по никнейму. Настроение оказалось безнадежно испорченным, будто девушка и правда возлагала на эту встречу романтичные надежды.

– Матвей, – ответил парень и снова улыбнулся, явив щербинку. Затем, оглянувшись назад, подозвал официантку и попросил большую кружку пива и чипсы. В ожидании заказа за столом воцарилась неловкая тишина, которую девушка не знала, как нарушить, а парень, похоже, не торопился начинать разговор без пива. Получив кружку, сразу сделал три больших глотка и рукавом джинсовки вытер рот.

– Жара какая! Не сентябрьская. Вы, дама, не возражаете, что я тут пивком побалуюсь? – запоздало спросил Матвей с неприятными Олесе игривыми интонациями. Она отрицательно мотнула головой и деловым тоном произнесла:

– Я вам уже написала в сообщении…

– Ну да, я в курсе, – перебил он. – Занятное, полагаю, местечко. Оно нас заинтересовало.

– Нас?

– Ну, нашу команду. Не думаете же вы, что я один работаю. Кстати, давай уж на «ты»! Раз мы тут собрались.

– Я рада, что вас заинтересовала усадьба, – сухо ответила Олеся. Единственную причину перейти на «ты» она видела только в том, что парнишке едва было больше двадцати.

– Ну, нас такие места еще как интересуют!

– Я здесь собрала кое-что по истории усадьбы. – Олеся подвинула ему пластиковый файл с распечатками. Парень сделал рукой жест, как если бы отмахивался от мошкары.

– История – это по Пашкиной части.

Но, поймав обиженный взгляд девушки, файл взял и небрежно сунул его в широкий карман рюкзака.

– Я по другой теме, по технической, – пояснил он. – Всякая аппаратура там… Ну да тебе это, наверное, неинтересно.

Олеся кивнула: неинтересно. Хотя последняя фраза и была произнесена Матвеем с надеждой, что девушка возразит и попросит рассказать его о работе подробней. Ух, он бы тут развернулся! Может, даже вытащил бы из своего бездонного рюкзака кучу проводков и аппаратов и принялся в деталях рассказывать, что и для чего используется. Но увидев такую незаинтересованность собеседницы, Матвей поскучнел, погрустнел и, чтобы как-то победить разочарование, захрустел чипсами. Олесю обдало запахом жареного картофеля и бекона, и она невольно поморщилась.

– А чего это тебе так хочется узнать об усадьбе? – спросил парень. – Историю ты собрала. На фига тебе еще и наши исследования? Что ты от них хочешь получить?

– Правильный вопрос. – Олеся невольно улыбнулась. – Но если честно, сама не знаю. Надеюсь, вы мне поможете понять.

Разговор шел совсем не так, как ей представлялось изначально. Ей совсем расхотелось делиться своими предположениями не только о том, что случилось шестнадцать лет назад, но и что произошло с настоящими хозяевами усадьбы.

– О, женщины! – Матвей театрально воздел руки к потолку, рукава куртки задрались, обнажив не по-мужски хрупкие запястья с тонкими волосками. – Никогда не знают, чего хотят!

– Эта зона – аномальная. Там произошло много нехорошего. В разные периоды. Что во времена ее первых владельцев, что потом – в советские. Особенно во время Второй мировой войны, когда усадьба была отдана под госпиталь. Страдания, боль, смерти. Я даже помню одну легенду… – усмехнулась Олеся. – О медсестре, которая делала особо тяжелым больным смертельные уколы якобы из желания облегчить их страдания. Не знаю, насколько это правда, скорей всего вымысел. Но как бы там ни было, атмосфера в бывшей усадьбе царит гнетущая. Я не говорю о том, что дом наполнен призраками, но светлым чистым местом его не назовешь. Шестнадцать лет назад там существовал санаторий для детей с заболеваниями опорно-двигательного аппарата. Казалось бы, с военных лет, и уж тем более со времен ее настоящих владельцев, прошла уйма времени, все там могло… гм… очиститься. Но это не так. Впрочем, атмосфера вряд ли станет радостной и приятной, если помещение наполнено детскими страданиями. Но я говорю о том, что дети, да и некоторые взрослые, тоже ощущали в санатории некое… чужое присутствие. Всякие непонятные вещи породили целую серию «страшилок», которыми дети делились перед сном. Конечно, большая из них часть оказалась выдуманной. Но как бы там ни было, санаторий просуществовал всего два года, его закрыли после того, как при очень странных обстоятельствах едва не погиб один ребенок.

Олеся сделала паузу, глядя прямо в заинтересованные глаза Матвея, и закончила:

– И этим ребенком была я.

Возвращалась домой Олеся без настроения, разочарованная тем, что разговор, на который она возлагала такие надежды, прошел совсем не так, как ей хотелось. Отчасти виновата была она сама, потому что скрыла от Ягуара важную часть истории, которая бы объяснила причину обращения к нему за помощью. Но, вспоминая детали этой недолгой встречи, она лишь убеждалась в мысли, что поступила правильно. Не внушал ей доверия этот молодой человек, да и особой заинтересованности историей усадьбы не выказал. При таком раскладе вряд ли стоит рассчитывать на его помощь. Олеся поддела носком «балетки» упавший кленовый лист и грустно улыбнулась, увидев, как тот, едва взвившись в воздух, вновь распластался на асфальте. Вот так и ее надежда, едва взлетев, рухнула плашмя на землю. Нет, все же и правда рассчитывать стоит лишь на себя да на Ярослава. Впрочем, так и правильно: эта история касается лишь их двоих.

1998 год

– Улучшений нет, но и ухудшений тоже, – вынес вердикт пожилой врач Семен Павлович, который наблюдал Олесю уже не первый год. Все то время, что он, молча хмурясь, рассматривал рентгеновские снимки, мама сидела с напряженно-прямой спиной, но после его слов с облегчением выдохнула и расслабленно ссутулилась. Улучшений им и не обещали, главное, чтобы дочери не становилось хуже.

– Курс уколов пошел девочке на пользу. Пусть лекарства и не принесли видимых результатов, но то, что нам удалось стабилизировать ситуацию, уже считаю прогрессом. Гимнастику Олеся делает?