Любовь Хасана из Басры - Шахразада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она чуть коснулась пальцами его губ.
– Тише… сейчас не время для сожалений.
К удивлению Хасана, Наринэ взяла его за руку и подвела к ложу. Он лег и попытался притянуть ее к себе, насладиться теплом ее тела, но у нее, как оказалось, были иные намерения. Хасан широко раскрыл глаза, когда она стала на колени и провела кончиками пальцев по рвущейся в бой гладкой шелковистой плоти.
– Я хочу дать тебе то же наслаждение, что ты даришь мне, – смущенно произнесла она. Хасан встретился взглядом с ее горящими глазами, и буйная, безудержная страсть вспыхнула в нем.
– Мне всегда хорошо с тобой, – проговорил он хрипло, вздрогнув, когда ее пальцы сомкнулись вокруг его нетерпеливого возбужденного оружия.
И тут… тут она склонилась над ним, и Хасан почувствовал восхитительное прикосновение ее губ. От этого прикосновения его пронизал такой жар, что он не мог удержаться от стона.
– Наринэ…
Он уже был готов вот-вот взорваться. Но ее ласки растопили кровь, а волосы мягким покрывалом накрыли тело. Наринэ неумолимо продолжала чувственную игру, лаская, мучая, изводя языком.
Хасан громко застонал; лицо исказилось болью и наслаждением. Но Наринэ не собиралась отстраняться. Он громко, почти умоляюще выкрикнул ее имя, но обжигающие губы продолжали скользить то вверх, то вниз; сладостный вихрь уносил его все дальше.
Хасан лихорадочно зарылся руками в ее волосы, слепо приподнимая бедра навстречу ее жадным губам. О Аллах, она сведет его с ума!
Он вдруг осознал, что больше не в силах терпеть. Пусть примет его в себя, опустошит, выпьет до капли и вновь возродит.
Поймав ее плечи, Хасан перекатился вместе с Наринэ. Отчего так дрожат руки и сотрясается тело?
– Люби же меня, красавица, люби…
– О да.
Его лицо вновь приняло сосредоточенное, почти суровое выражение, привычное для Наринэ. Не отводя взгляда, он развел ей ноги и, когда вошел в нее, оказался в скользком, живом, сжимающемся судорогами бархате, обхватившем так туго, что Хасану показалось, будто он не сможет пошевелиться.
Он судорожно дернулся и невероятным усилием заставил себя умерить безумие своего желания. Увы, сейчас ему это не удалось, ибо желание соединиться, стать одним целым накрыло его, как гигантская огненная волна.
– Хочу делить с тобой каждый вздох, каждое биение сердца.
Последовал новый, более сильный толчок, на этот раз пригвоздивший ее, как бабочку.
– Ведь и ты хочешь этого столь же неистово, как и я? – выдохнул он, начиная двигаться.
В комнате сгустилась тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием влюбленных. Он взял ее нежно, властно и, как награду, услышал ее тихие стоны наслаждения.
Это перешло все границы соития мужчины и женщины. Слияние тел стало прекрасным соединением душ, радостным, бурным и освобождающим. Когда она наконец охнула и забилась, он безоглядно бросился в тот же водоворот. Отдал ей душу, и Наринэ с готовностью приняла дар.
Позже, когда их сердца стали биться ровнее, она прижалась щекой к его груди и удовлетворенно вздохнула. Хасан потрясенно качнул головой. Что же это было? Какая буря пролетела над ними, унося в страну счастья?
Увы, ответа на этот вопрос он пока не находил. О, он попытался, но сон уже смежил его веки. Хасан нежно обнял девушку и прошептал:
– О моя мечта. Моя Айна…
Наринэ едва не подпрыгнула.
– Как ты назвал меня, Хасан?
– Мечтой, моя краса…
– А потом?
– А потом я начал засыпать… А ты вдруг вскочила…
– Ты назвал меня чужим именем, негодный! Ты назвал меня какой-то Айной!
– О Аллах милосердный…. Не может этого быть…
– Кто она? Почему ты даже во сне бредишь ею? Она твоя невеста? А кто тогда я? Просто так, развлечение для студиозуса?!
Но Хасан не обращал внимания на крик девушки. Он начал качаться из стороны в сторону и все повторял:
– Не может этого быть… О я несчастнейший!
Наринэ замолчала и с удивлением посмотрела на Хасана.
«Почему он не оправдывается? Почему не клянется мне в самых нежных чувствах? Что с ним происходит?»
Наконец у нее хватило разума потрепать Хасана по плечу. Прикосновение теплой человеческой руки словно сняло чары, и Хасан пришел в себя.
– Прости, о несравненная! Я обидел тебя, должно быть….
– Обидел?! – едва не взвилась Наринэ. – Ты, ничтожный, назвал меня именем другой женщины. Другой, должно быть, более любимой тобой, более желанной!..
– О нет, моя красавица. – Хасан попытался обнять девушку за плечи, но она сбросила его руку. – Не надо обижаться, прошу тебя. Лучше выслушай. Тогда и решишь, сколь великая моя вина.
Наринэ демонстративно отвернулась, но Хасану было отлично видно, что она кипит более любопытством, чем гневом.
– Знай же, моя хорошая, что нет на свете девушки по имени Айна. То есть, может быть, где-то и есть, но я не знаю ни одной. Я же Айной нарек прекраснейшую статую, что стоит в библиотеке. Ты ведь знаешь, сколько времени я провожу среди свитков и книг почти в одиночестве. Вот мне и пришла в голову мысль назвать статуи человеческими именами. Я с ними советуюсь, им рассказываю о том, что прочитал в сводах мудрости и какие выводы сделал.
– Ты просто обезумел от своих занятий, – пробурчала Наринэ и повернулась лицом к Хасану. Гнев еще плескался на дне ее глаз, но она уже почти успокоилась.
– Быть может и так. Я не оправдываюсь, любимая. Просто моя задача велика, а времени у меня гораздо меньше, чем она, моя цель, требует.
– Но как бы ни была велика задача, ведь любому иногда нужен отдых… Успокойся, побудь просто человеком, юношей, который умеет находить радость жизни не только в достижении великой цели, но и…
– …но и в любви прекрасной женщины, – закончил слова девушки Хасан, нежно обнимая Наринэ.
Та не отстранилась, и губы влюбленных слились в долгом нежном поцелуе. Казалось бы, какие мысли могут сейчас посещать голову? Но Хасан все так же повторял про себя «о я несчастнейший», ибо в прикосновении нежных девичьих губ чувствовал он лишь холод каменного изваяния.
– Прости, учитель, что беспокою тебя в этот неурочный час!
– Здравствуй, Валид! Зов моего ученика всегда отраден мне! Чем порадуешь меня, мудрец из далекой страны?
– К счастью, страна Ал-Лат живет в мире и процветании. А значит, живут спокойно и твои ученики вместе с ней.
– Это отрадная весть.
– Но есть у меня для тебя и весть куда менее отрадная. Беспокоит меня твой ученик и мой, о Аллах великий, внук Хасан. Ничего из того, чему ты некогда учил меня, я ему не передавал, но его душевное смятение, его, боюсь, нездоровье, слышны мне здесь, вдалеке от него так же ясно, как если бы он был рядом.