Пять невест и одна демоница - Карина Демина

Новая мода.

Алмазная пыль. И перья, и пыль стоили дорого, а уж если вместе… заныли и зубы. Дражайшая Флорочка, весьма милая особа, к которой Вециан изволил проявить внимание, намекнула, что весьма желала бы получить подарок.

Эти самые перья.

А в казне пусто. Совсем пусто. Даже тоска с этой пустоты берет такая, что колет не только в спине, но и в груди.

– Счастлив видеть вас, – проскрипел Вециан, указав на кресло. – Идите.

Это уже лекарю, что замер, явно прислушиваясь к каждому слову. И поднялся-то он неохотно, начал что-то там говорить, что, мол, нужно за примочкой приглядывать, что…

– Идите, – повторила королева и таким тоном, что лекарь враз куда-то подевался, а с ним и помощники, и даже лакей, державший поднос со сластями. Во дворце норов Матильды знали преотлично. И она, поправив шелковые юбки, убедившись, что никто-то не слушает, шагнула к мужу.

Длинные смуглые пальцы – а ведь сколько уж лет их пытаются отбелить – вцепились в ухо и крутанули.

– Ай! – возмущенно взвизгнули Его королевское Величество, но вырываться не стали. Пальцы у Матильды, даром, что смуглые, но цепкие весьма. – Ты чего?

– А ты чего? Совсем страх потерял? – поинтересовалась она сварливо.

И сразу стало понятно, что вот она, купеческая дочь.

Даром, что Ришьенам еще дед Вециана титул жаловал вместе с подходящею супругой из старого, но оскудевшего рода. За полста лет аристократизму не прибудет. Как были торговцами, так и остались, но…

…задолжал он им прилично.

И вновь просить придется.

– Эта девка в глаза мне заявила, что мои перья не так и хороши, что ее всяко лучше будут.

– Это Флора? – Вециан поморщился.

Надо же, какая дура… а милой казалась.

– Она самая, – Матильда ухо отпустила и сползшую было примочку поправила. – Все не успокоишься никак?

– Мотечка…

– Что «Мотечка»? Сколько уж я лет Мотечка… совесть имел бы… не нагулялся еще? Нога вон болит, небось. И спина. И хранитель стула вновь жаловался, что облегчение у тебя тяжко наступает.

– Лекарь…

– Лизоблюд, – Мотечка ногу ощупала. – Чей-то родственничек. Я другого приведу, может, не при чинах, а батюшку пользует. Батюшка дурного не посоветует.

– Как он?

– Обыкновенно. Ругается. Девку эту гони, может, она и мила, но дура редкостная.

– Погоню.

– И чтоб никаких перьев… вона, колечко там пожалуй, какое. Или цепку. Могу прислать, которые не особо нужны. Тканей отрез. И буде с них. А то и вовсе…

Он бы и сам не отказался, чтобы «вовсе». Девицы стали откровенно утомлять, особенно молодым пылом, который всякая норовила проявить. И все чаще Вециан ловил себя на мысли, что совершенно не хочется ему уединения с фавориткою.

А хочется тихо гулять.

Беседовать.

Беседовать с девицами получалось плохо. Они то хихикали, то жеманились, то говорили какие-то вовсе уж глупости. То ли дело Мотечка, только вот…

– Репутация, – вздохнул он тяжко и прижался щекой к холодной ладони. Руки у Мотечки были совсем не королевскими, широкими и холодными, но такими ласковыми, как ни у одной фаворитки. Вециан и прикрыл глаза. – Сама знаешь, слухи пойдут… возня эта. Как же я устал.

– Бестолочь, – с нежностью произнесла Матильда.

– Какой уж есть. Так ты из-за этой девки расстроилась?

– Не особо. За нею де Вилье стоят. Те уж вознамерились на концессии.

Вециан поморщился. А ведь было время, когда он девицам сам по себе нравился, без страусовых перьев и концессий родственничкам.

– Ирнейцы тут посла послали.

– Это правильно, – боль в ноге отступала, да и спина подуспокоилась. – Послов надо посылать.

Матильда фыркнула, верно, соглашаясь с мужем.

Никогда-то за двадцать лет брака она ни спорила, ни закатывала прилюдных скандалов и вела себя так, что… что повезло.

Прав был отец.

И ныне Вециан был благодарен ему за эту правоту. А что вида не княжеского и за спинами шепчутся, мол, худородная, так тот шепоток он еще когда заткнул, самых рьяных шептунов спровадивши границы родины крепить.

– Хотят-то чего? – не открывая глаз, поинтересовался он.

– Денег. Приданое не устраивает.

– С чего вдруг? Устраивало же.

– Так к ним вестийцы послали.

– Послов?

– Именно. У них тоже принцесса имеется.

– Ей же двенадцать только!

– Кого это волнует, – Матильда сняла примочку и осторожно помяла колено. – Коновал. Ныне же чтоб в своих покоях один был. Ясно? Приведу нормального целителя.

– Не сердись.

– Я не сержусь. Вестийцы за своей дают полоторы сотни золотых дархемов и еще право беспошлинного прохода через Громовой перевал.

Тогда понятно, отчего ирнейцы вопрос с оглашением помолвки всячески затягивали. Небось, переговоры шли. Шли, шли и пришли… деньги? Денег, конечно, нет, но ради союза можно бы поискать. Дед вот Леточки всегда готов помочь. Внучку он любит.

Внучек.

И расстроится. Но с перевалом… с перевалом золоту не тягаться.

– Заговорили, что боги против союза.

– Разрывают?

– Именно.

– Что можем сделать? – уточнил Вециан, ногу опуская.

– По сути – ничего, даже если возражать станем, не послушают.

Оно и понятно.

Архейские горы и перевал, единственный путь к богатым вестийским землям. И зная о том, пошлину они брали изрядную.

– И с чего вдруг вестийцам оно понадобилось?

– Политик, – Матильда задрала юбки и поправила съехавший чулок. – Думаю, собираются присоединить Ирнею. Та-то мелкая, но кое-что в ней есть. Пускай себе… девочка расстроится. Сперва жених помер, потом сбежал. Пусть и не совсем, чтобы жених, но все одно слухи пойдут.

Это точно.

И главное, вновь же, ничего-то с этими слухами и не сделаешь.

– Турнир надо объявить, – предложил Вециан. – Рыцарский. В честь прекрасной дамы. Поднимет настроение.

– И во что обойдется?

– Обойдется. Но ежели на благое дело. Приглашения правильно разослать, созвать людей нужных… знаешь, а ведь виросский царь тоже не женат.

– Дикари.

– Но состоятельные. И… ладно, если не царь, но у него, помнится, братец есть, что характерно, тоже холостой. И посол их на что-то этакое намекал.

Матильда поморщилась. Идея явно не казалась ей удачной.