Скандальный дневник - Джулия Лэндон

— Не понимаю: ты часами сидишь в темноте и пялишься в окно, ни на что, не обращая внимания. С чего это вдруг ты засобиралась в Лондон? — накинулся он на нее. — Я столько раз пытался до тебя достучаться, Эви, но ты категорически не подпускаешь меня к себе! Ты бродишь по дому как привидение, уклоняешься от обязанностей хозяйки и жены, но при этом хочешь, чтобы я отпустил тебя в Лондон!

— По мне, так лучше сидеть в темноте, чем целыми днями играть в карты, охотиться и распутничать! Согласись, что мы с тобой перестали находить общий язык.

— Нет, не мы, а ты, Эвелин. Хорошо, отправляйся в Лондон! Я буду только рад, если ты уедешь!

Воспоминания нахлынули и накрыли ее с головой. Эвелин встала и вышла на середину комнаты, обхватив себя руками. Чем же заняться? Волнение не даст ей уснуть, а усталость мешает думать.

Она сделала несколько шагов и тяжело села на край кровати. Ее опять трясло — это была внутренняя дрожь, незаметная со стороны. В груди кипела адская смесь из тревоги, растерянности, отвращения и страха.

История, жившая в этих стенах, на каждом шагу напоминала о себе и душила ее. Она просачивалась из-под дверей и заползала в окна, распространяясь, точно кровавое пятно на ковре.

Робби, чудесный малыш! Она вспомнила его смех. Представила, как он бежит к ней, раскинув ручки для равновесия и ставя пухлые ножки мысками внутрь, — так, что его качает из стороны в сторону.

Потом Эвелин вспомнила его кашель — кашель, мучивший его с рождения.

Она опустила голову и закрыла глаза, пытаясь мысленно воссоздать его лицо, которое медленно, но неодолимо стиралось из ее памяти. У него были папины голубые глаза и мамины золотистые волосы. Но как Эвелин ни старалась, она не могла вспомнить его улыбку. Как же он улыбался? Перед ней словно висела густая вуаль, скрывавшая детали. Почему она забыла его улыбку, но с пронзительной ясностью помнила тот день ранней весны, когда холодные дожди, лившие несколько суток подряд, наконец, прекратились и робкие солнечные лучи выманили их на прогулку в сад? Егерь привел туда пару щенков, которых собирался натаскать и потом использовать в качестве охотничьих собак. Робби сел на корточки и вытянул вперед ручонки, подставив их проворным языкам щенков. Он смеялся, но хрипы в его груди терзали сердце Эвелин.

Робби обернулся.

— Мам-ма! — радостно проговорил он, но она видела только яркий лихорадочный блеск в его глазах и раскрасневшиеся щеки.

Трудно сказать, что это было — материнский инстинкт или голос свыше, — но она уронила корзину, в которую складывала срезанные ветки, и подбежала к сыну. Ей никогда не забыть того ощущения, которое она испытала, коснувшись губами его лба: он пылал огнем!

Эвелин крепко зажмурилась. Нет, в этом доме она не сумеет избавиться от страшных воспоминаний. Повсюду ее преследуют больные глаза сына и мысли о несчастливом замужестве. А еще, когда она смотрит на Натана, она видит Робби, и это самая жестокая пытка. Есть только один способ дожить до возвращения в Лондон: избегать те места — и тех людей в доме, — которые напоминают ей о сыне. Надеть на глаза шоры и смотреть только вперед. Она выдержит эту невыносимую ссылку, только если не будет заглядывать в прошлое. Господи, помоги! Она пережила смерть собственного ребенка и уж точно переживет общение с Натаном.

Доннелли и Ламборн, двое из трех постоянных гостей Натана, удивленно округлили глаза, когда увидели хозяина дома, входящего в бильярдную со стаканом виски в руке. Возможно, они не ожидали, что он приедет так рано, или просто растерялись, потому что были в компании двух симпатичных девушек-сестер из Истчерча, дочерей деревенского сапожника. В последнее время фаэтон Натана частенько доставлял их в аббатство.

— Линдсей! Добрый вечер, старина! — Ламборн — ростом чуть выше Доннелли, с угольно-черными волосами и живыми серыми глазами — энергично похлопал Натана по плечу. — Что, Лондон тебе не понравился?

— А что в нем хорошего? — протянул Натан и отхлебнул из стакана.

Это была уже третья порция виски: две другие он выпил один у себя в кабинете после того, как Эвелин не пожелала занять свои старые покои, примыкавшие к его комнатам.

Она шла за Бентоном, точно приговоренный к смерти каторжник. Натан тоже отправился к себе, чтобы заглушить головную боль — результат невероятно долгого дня, в течение которого он похитил свою жену, сражался с разбойниками, а потом несколько часов подряд ощущал близость женского тела.

И это было так приятно, так естественно, черт возьми!

А сейчас виски ударило ему в голову. Хоть его и называли распутником, он давно утратил желание напиваться до полного забытья.

Даже долгая горячая ванна не помогла расслабиться. Он чувствовал себя старым и разбитым.

Натан улыбнулся девушкам.

— Добрый вечер, мисс Мэри и мисс Сара, — проговорил он слегка заплетающимся языком.

Сестры присели в реверансе — получилось на редкость слаженно.

— А куда ты дел Уилкса? — спросил Доннелли, протягивая руку. Его золотисто-каштановые волосы и карие глаза были необычны для ирландца. — Бросил в придорожной пивной в компании шлюшек?

— Он остался в Лондоне, — сказал Натан. — Ему там надо уладить кое-какие дела.

— Знаем мы, эти дела, — проворчал Ламборн. — Небось не смог пропустить очередную игру. Этот парень обожает резаться в карты, особенно за столом у принца.

— Ну, что же тут такого, Джек? — заметил Доннелли. — Да, он игрок. Ему не дано, как тебе, расхаживать павлином и очаровывать дам.

— Ах, приятель! — засмеялся Ламборн. — Я отчетливо слышу в твоем голосе зависть.

Доннелли фыркнул, взял из подставки бильярдный кий и протянул его Натану:

— Сыграешь с нами?

Все что угодно, лишь бы они заткнулись! Натан пожал плечами и поймал кий, брошенный Доннелли, потом отставил в сторону стакан и продернул кий между пальцами.

— А ну-ка отойдите, парни! — сказал он и подмигнул девушкам, которые дружно захихикали в ответ.

К сожалению, в этот вечер у Натана не клеилась игра. Доннелли выиграл первую партию, и Натан допил свое виски. Потом Доннелли выиграл вторично, и Натан налил четвертый стакан, чего обычно себе не позволял. При этом он беззастенчиво заигрывал с младшей сестрой. «Интересно, сколько ей лет? — думал он. — Семнадцать? Или восемнадцать? Восемнадцать… столько было Эвелин, когда он на ней женился».

— Как вам понравился Лондон? — спросила девушка. Он не хотел вспоминать про этот город.

— Он погружен в дворцовые распри, — усмехнулся Натан, отходя от нее, чтобы сделать очередной удар. — Весь город взбудоражен скандалом — одни на стороне принца, другие на стороне принцессы, и все с хищным нетерпением ждут новой порции жареных сплетен.

— О чем же? — поинтересовалась одна из девушек.

— О том, кто с кем спит, милая, — услужливо объяснил Доннелли.