Остров Веселых Робинзонов - Владимир Санин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поняв, что его честное имя поставлено под сомнение, Шницель торопливо схватил свою кость и в несколько мгновений исчез из виду.
День был неудачным. Начинало темнеть, и Борис, невзирая на протесты Игоря Тарасовича, дал сигнал к возвращению. Отчаянно споря, руководитель раскопок выторговал еще десять минут, и эти минуты принесли сенсацию.
От кургана, в котором копались Шурик и Юрик, послышался воинственный крик. Размахивая в руках каким-то круглым предметом, братья с гиканьем неслись к Игорю Тарасовичу. Дрожащими от волнения руками археолог взял у Юрика неплохо сохранившуюся крышку бочки. На крышке отчетливо виднелись выжженные буквы: «МНЬ».
– Мнь… мень… это налим… – пролепетал Игорь Тарасович. – Примерно семнадцатый век… Значит, наш остров был центром рыбного промысла… Значит, коллега Брынзин может со своей версией уходить на пенсию! Спасибо, друзья! От имени нашей археологической науки – большое спасибо!
Юрик и Шурик скромно склонили головы, как люди, которые привыкли оказывать бесценные услуги науке и которым даже несколько наскучило это занятие. Мы дружно крикнули в честь братьев «ура», а Борис освободил их от наряда вне очереди за мелкое хулиганство (они стащили у Потапыча горсть нюхательного табаку и натерли обеденный стол, превратив мирный завтрак в ярмарочный балаган).
За ужином Игорь Тарасович вел себя как именинник. Он с аппетитом ел и пил, балагурил, хлопал нас по спинам и время от времени ехидно спрашивал:
– А почему это за столом нет глубокочтимого коллеги Черемушкина? Может быть, ему нехорошо? Как жаль! Он бы так порадовался вместе с нами!
Когда мстительный археолог в третий раз выразил свое сожаление, к столу величественной походкой подошел профессор. Он сел на место, выпил простоквашу и лучезарно улыбнулся оппоненту. Игорь Тарасович с удовольствием ответил такой же ласковой и доброй улыбкой. Откушав творог, профессор с лицемерным вздохом сказал, что он, к своему глубокому, искреннему сожалению, вынужден доставить коллеге Ладье крайне досадный сюрприз. Археолог спокойно зарядил свою трубку и спросил, уж не собирается ли коллега Черемушкин насвистать свое новое произведение? Это действительно было бы до крайности досадным сюрпризом. Дружелюбно кивая, профессор сообщил, что его сюрприз несколько иного рода: он сумел расшифровать слова, которые так заинтриговали искренне и глубоко уважаемого им коллегу.
Лев Иванович хихикнул, достал из кармана лист бумаги и карандашом написал:
Потом победоносно посмотрел на встревоженного врага, снова хихикнул и протянул ему бумагу.
– Если коллега Ладья хочет узнать, – деликатнейшим тоном сказал он, – как зовут древнюю корову четырнадцатого века, пусть он прочтет это слово на-о-бо-рот!
– Глюк-оза! – ошеломленно прочитал Зайчик. – Глюкоза!
Игорь Тарасович от неожиданности икнул.
– Где эти жулики? – заорал он. – Ловите их! Вот они ползут!
Машенька поспешно отвернулась, закашлялся Антон и тихо застонал Борис. Потом все смолкли, но вдруг Ксения Авдеевна взвизгнула, и начался цирк. Игорь Тарасович некоторое время держался, но затем слегка хрюкнул, положил на стол трубку и схватился за живот.
– Шифрованная корова! – надрывался Лев Иванович. – Держите меня, я сейчас разойдусь по швам!
Первым пришел в себя Зайчик. Он погрозил кулаком Юрику и Шурику, которые успели вскарабкаться на верхушку своей сосны, взял крышку бочки и стал пристально ее рассматривать. Зайчик вертел крышку, сдувал с нее пыль и вдруг, схватив нож, начал зачищать угол. Мы столпились вокруг и затаив дыхание смотрели на эти манипуляции.
– Прекрати! – Игорь Тарасович взвился над столом. – Ты испортишь уникальную вещь!
Зайчик отмахнулся и продолжал скрести крышку ножом. Он снял слой смолы, и…
– Ой, – сказал Игорь Тарасович.
Мы полезли под стол. На крышке древней бочки двенадцатого века стоял штамп: «Астраханский рыбкомбинат».
Наутро, сгибаясь под тяжестью пожитков, явился Раков.
– Вот я и вернулся! – с наигранной бодростью со общил блудный директор. – Я еще, между прочим, не завтракал.
Мы переглянулись и молча продолжали пить чай.
Раков сел за стол и потянулся к сковороде, на которой еще оставалась жареная картошка. Борис молча отодвинул сковороду подальше в сторону. Раков растерянно заморгал рыжими ресницами.
– Работать будете? – замораживающим голосом спросил Борис.
– Я приехал сюда отдыхать и лечиться, – захныкал отшельник. – У меня есть справки!
Борис вздохнул с видимым облегчением.
– Зайчик, помоги гражданину отнести чемоданы обратно, – попросил он.
– Не хочу обратно, не хочу быть один, как волк, – затараторил Раков. – Я ошибался, я буду работать!
– Ошибка одинокого бизона, – вполголоса сказал Антон. – Трагедия одиночества, ночные кошмары. Я понимаю драму этого человека.
– Что ж, посмотрим, – с нескрываемым разочарованием проговорил Борис. – Учтите, берем на поруки условно. При малейшем отклонении от устава коммуны, – Борис сделал выразительный жест, – фьють!
– А выходные дни у нас есть, товарищ председатель? – заискивающе спросил Раков. – Я к тому, что завтра воскресенье.
– Завтра вы будете очищать территорию от мусора, – делая пометку в записной книжке, сообщил Борис.
– Это нарушение трудового законодательства! – зашумел Раков. – Я имею право на отдых! Какой-то паршивый козел замусорил территорию, а я за ним убирай! Буду жаловаться в высшие инстанции!
Борис обрадованно кивал.
– Правильно, бейте в хвост и гриву нас, бюрократов! – поддержал он. – Зайчик, помоги гражданину отнести чемода…
– Я согласен! – быстро перестроился Раков. – Только потом дайте отгул.
Борис отправил блудного члена коммуны на кухню мыть посуду и огорченно сказал:
– Явился на нашу голову. Эх!
– Человек – стадное животное, – задумчиво посасывая трубочку, проговорил Игорь Тарасович. – Ему необходимо общение, обмен мыслями. Вне коллектива человек дичает. Раков, хотя и весьма примитивно, выразил эту мысль, уходя на кухню: «Даже в карты не с кем было сгонять!» История не знает такого случая, когда здоровый, нормальный человек обрекал бы себя на уединение, полное отрешение от жизни людей.
– Коллеге Ладье не лишним будет знать, – почесывая нос, заметил профессор, – что многие крупнейшие мыслители, деятели искусства охотно уединялись, уходили от мирской суеты, чтобы создавать свои великие произведения!