Чужое счастье - Эйлин Гудж

— Что-то случилось, дорогая? — спросила она с таким искренним беспокойством, что Анне стало еще хуже. Как она даже подумать могла о том, чтобы отдать Бетти в приют?

— Все хорошо, — солгала она, — ты уже пообедала?

Бетти покачала головой.

— Не беспокойся, дорогая. Я варю себе яйцо. Оно будет готово с минуты на минуту.

В голове у Анны сработала сигнализация. Она бросилась в кухню и увидела на плите зловеще дымящуюся кастрюльку. Воды в ней не было, но на дне вязкой массой растеклось яйцо. Анна импульсивно схватилась за ручку, и стрела боли пронзила ее руку.

— Черт!

Она с грохотом уронила кастрюльку и схватилась за запястье, наблюдая, как скорлупа и кусочки яйца разлетаются во все стороны.

Несколько секунд спустя Анна присела у стола и засунула трясущуюся руку в холодную воду. По ее щекам текли слезы.

— Левее… еще немного… да, отлично. — Моника перемещалась туда-сюда, осматривая каминную полку.

Анна подвинула Стаффордширов и переставила «Оскар» сестры, полученный за лучшую роль второго плана в фильме «Дикие лилии», так, чтобы он находился прямо под ее портретом. Получилось довольно напыщенно. Анна сказала:

— Тебе не кажется, что это перебор?

Моника бросила на нее испепеляющий взгляд.

— Почему бы нам не позволить Тьерри судить об этом самому?

Как будто Тьерри посмеет предложить передвинуть какую-либо из безделушек. Если Моника не одобрит окончательный результат, это будет только потерей денег и времени.

— Ты права, — кивнула Анна.

В конце концов, какая разница?

— Ну, в таком случае я полагаю, пора начинать.

Взгляд Моники скользнул по гостиной, и она вздохнула с облегчением. Все было идеально. Анна смахнула пыль мягкой щеткой, но и без этого комната выглядела так, словно Арсела убирала там всю ночь. Рояль и китайские полированные шкафчики были натерты до изумительного блеска, а ковер тщательно вычищен пылесосом и выглядел как новый, кроме тех мест, где остались следы от колес инвалидной коляски. Даже огромные окна от пола до потолка блестели; вид на долину внизу, похожий на открытку с пейзажем, не портили даже следы от мух.

— Не хватает только оркестра, — сухо заметила Анна.

Моника, должно быть, уловила резкость в ее голосе и окинула ее холодным взглядом.

— Мне кажется, что ты считаешь это проявлением эгоизма. Поверь, это не так. Я делаю это для Тьерри.

Анна не стала высказывать свои мысли. Она приберегала силы для маленькой речи, с которой планировала выступить немного позже. Вчера вечером, после очередной пирушки, вызвавшей у нее новый приступ ненависти к самой себе, Анна решила, что пришло время прекратить зацикливаться на потере веса и сконцентрироваться на том, что ей нужно приобрести, начиная с уверенности в себе. «Если ты хочешь, чтобы я продолжала работать на тебя, нужно внести определенные коррективы, — скажет она Монике. — Начнем с моего рабочего времени. Я хочу два выходных, а не только воскресенье. И я не стану приходить раньше и уходить позже без оплаты сверхурочных. Если ты считаешь, что я…»

— Анна? Ты слушаешь меня? Проследи, пожалуйста, чтобы Арсела поняла, что ей следует говорить Тьерри и его помощникам только «пожалуйста», «спасибо» и «Могу я взять ваше пальто?». Даже если это «не для протокола».

— Я скажу ей. «Господи, помоги нам, если твои фаны узнают, как мало ты ей платишь».

Моника глянула на свои часы и открыла рот от удивления.

— Господи! Они будут здесь с минуты на минуту.

Сейчас было десять часов пятнадцать минут, и это значило, что у Моники оставалось сорок пять минут, чтобы одеться и накраситься. Но когда дело касалось Моники, этого времени было явно недостаточно. Они поднялись на лифте на второй этаж. Шесть лет назад, когда ее сестра только купила этот особняк, лифт казался Анне таким же бонусом, как и домашний кинотеатр, сауна и винный погреб с климат-контролем, но теперь Анна расценивала лифт, установленный Хаффом Хаффингтоном после того как его хватил удар, как зловещее предвестие несчастного случая, происшедшего с ее сестрой. Слушая скрип кабеля, Анна испытала легкий испуг так же, как она его испытывала каждый раз.

Спустя несколько секунд она уже катила Монику в ее роскошную спальню, обставленную в стиле арт деко, с большим количеством дерева и зеркальных поверхностей. Анна отогнала от себя назойливую мысль стать на цыпочки, когда она вошла в святая святых — гардеробную комнату размером с целый отдел женской одежды в супермаркете «Раск», показавшуюся ей скорее могилой.

Целая стена была увешана платьями и вечерними туалетами, заботливо упакованными в пластиковые чехлы, словно тела в морге. На каждом пластиковом футляре виднелась карточка с индексом, на которой были аккуратно напечатаны дата и обстоятельства, когда это платье надевалось. Вдоль противоположной стены в соответствии с цветом висели брюки и блузки, светлые оттенки переходили в более темные цвета. Ящики, до которых можно было дотянуться, сидя в инвалидной коляске, содержали все от дамского белья и чулок до туфель и шарфов. Анне стало интересно, чувствовала ли Моника когда-нибудь иронию в том, что, обладая таким количеством обуви, единственной вещью, которую она не могла купить, была способность ходить.

— Ну, давай посмотрим… — Моника сжала губы. — Москино? Нет, полоски не очень хорошо выглядят перед объективом. — Она дотронулась до рукава. — Может, это? Несколько откровенно, но мне идет этот цвет.

Пересмотрев еще дюжину одежек, она подъехала к трюмо, одетая в кашемировый топ без рукавов, легкий, словно паутина, и идеально подходящий под ее брюки персикового цвета.

— Отлично, — произнесла она, — теперь перейдем к завершающим штрихам.

Моника указала на коробку с драгоценностями, но Анна опередила ее и уже вытаскивала обитый бархатом ящик. Моника выбрала золотую подвеску филигранной работы.

— Что скажешь? — спросила она, когда Анна приложила подвеску к ее шее.

— Мило, — сказала Анна, — но я думаю, что с жемчугом было бы лучше.

Моника не придала ее словам ни малейшего значения. Она всегда спрашивала совет у Анны, но очень редко им пользовалась. Отклонив все, что предложила Анна, Моника выбрала простое золотое колье и сапфировые сережки, подходящие под цвет ее глаз. Общий эффект был ошеломительным. Поведение Моники оставляло желать лучшего, но когда речь шла о ее внешности, она никогда не делала неверных движений.

Уже внизу Анна помогла сестре пересесть на диван в гостиной, перекладывая подушки у нее за спиной до тех пор, пока у Моники не появилась уверенность в том, что ее покажут в самом выгодном свете. Анна сделала шаг назад, чтобы оценить результат.

— Я не уверена насчет накидки…

Накидка тоже была одним из штрихов, ну, как у Деборы Керр в «Запоминающемся романе». Хотя Моника думала, что это ее идея.