Я дрался в штрафбате. "Искупить кровью!" - Григорий Койфман

Вот вам пример, случай, который произошел уже весной 1945 года.

Под Бреслау прибыл из Подмосковья недавно сформированный Укрепрайон — УР, чуть ли не гвардейский, личный состав которого состоял в основном из ранее не воевавших молоденьких солдат, недавних новобранцев. УР занял позиции, и в это время немцы предприняли попытку прорыва частью своих сил из осажденной крепости Бреслау.

И когда ударили по УРу, то уровцы сразу побежали… И что самое грустное, на участке УРа перешли в наступление не какие-нибудь отборные части вермахта, а в основном простые фолькштурмовцы. В армии как раз находился прокурор фронта генерал Шавер, и он взял меня с собой и лично поехал разбираться с тем, что произошло. Прокурор 1-го УФ Борис Матвеевич Шавер только получил звание генерал-майора юстиции и надел новую генеральскую форму, что привлекло внимание немецкого снайпера.

Мы приехали на передовую, и снайпер ранил генерала Шавера разрывной пулей в ногу. Расследование проводил я сам. Были арестованы шесть человек, побежавших первыми, включая комбата, на участке которого был совершен немецкий прорыв. Я находился в штабе корпуса и докладывал результаты расследования комкору генералу Мартиросяну, как появляется полковник, зам. комкора по тылу, и сообщает, что в двадцати километрах от передовой объявился с двумя солдатами замполит из этого УРа, при нем знамя Укрепрайона, и замполит объявил себя спасителем чести своей части… А по Уставу знамя должно находиться в первой линии, не дальше штаба части. Мартиросян как об этом услышал, так заорал: «Застрелю гада!» Я взял в штабе корпуса «Виллис» и привез этого «спасителя» из глубокого тыла для дальнейшего выяснения. Когда арестовывали первых шестерых бежавших, то у одного из них, капитана, среди личных вещей по описи числились золотые часы. Арест и опись вещей составлял следователь дивизионной прокуратуры Яковенко. Закончилось следствие, дело было передано в трибунал и рассмотрено председателем трибунала подполковником Крапивиным.

Замполита-«знаменоносца» приговорили к расстрелу (без замены штрафбатом), а остальных — к отбытию срока наказания в штрафных частях. Начали возвращать осужденным перед отправкой в штрафную часть их личные вещи. Доходит очередь до капитана, и среди его вещей нет золотых часов, фигурирующих в описи.

Начали разбираться, и стало ясно, что золотые часы кто-то прикарманил, заменив их на наручные часы, «цибулю» Ростовского завода.

Я поехал в дивизию и вижу эти часы на руке у Яковенко. Он полагал, что капитана за побег с поля боя обязательно расстреляют, и поэтому без стеснения и зазрения совести носил на руке его часы. Я составил протокол, арестовал Яковенко и привез его в Штеттин, к прокурору фронта. Было решено суду его не предавать, но Яковенко был изгнан из рядов прокуратуры и отправлен в отдел кадров фронта за получением направления на передовую, «на исправление»…

— Вот вы рассказываете, что сам прокурор фронта выехал непосредственно на передовую и был ранен пулей снайпера. А вообще работникам прокуратуры и трибуналов, из тех, кого вы знали лично, приходилось принимать участие в боях?

— Это случалось, только когда наши части попадали в окружение и в строй с оружием в руках вставали все, кто мог держать винтовку. Мне самому в 1941 году довелось стрелять по немцам не раз и не два, при выходе из окружения. И в 1942 году на Кавказе довелось непосредственно вести огонь из личного оружия по наступающим гитлеровцам… Но там ситуации были безвыходные… И в конце войны, когда остаточные группы немцев орудовали в наших тылах, нападая на тыловые и штабные подразделения, армейские прокурорские работники вместе со всеми отражали атаки противника.

Таких примеров я помню немало. В засадах погибло несколько военюристов, которых я знал. Пару случаев я вам расскажу. В Германии, в районе города Бауцен, наша 254-я СД под командованием одного из самых молодых генералов в Красной Армии, тридцатидвухлетнего Героя Советского Союза Путейко, вырвалась вперед. Там произошло одно ЧП, и я, по поручению прокурора армии, прибыл в дивизию. Поговорил с дивизионным прокурором майором Березиным, сел в машину и поехал назад, в штаб армии. У меня пистолет ТТ, у водителя только автомат ППШ. Вернулись, и, оказывается, меня разыскивает член ВС генерал-майор Бобров. Мне передают, что я по возвращении должен к нему явиться немедленно. Бобров меня увидел: «Иоффе, ты живой?! А я думал, что тебя убили». Оказывается, немцы нанесли контрудар, прошлись по нашим тылам, окружили дивизию от других частей, а 373-я СД вовремя не заняла указанный рубеж, и немцы наступлением с фланга просто «срезали выступ» с 254-й СД.

Наша машина была последней, которая спокойно проехала к штабу армии с участка дивизии. Командарм, генерал-полковник Коротеев, бросил войска на выручку, и на второй день остатки 254-й СД были деблокированы, и мне приказали туда выехать. Уже по дороге я встретил бойцов, прорвавшихся из кольца, и они рассказали мне о героизме и самопожертвовании ротного командира ГСС капитана Тарасова, который, будучи раненным в обе ноги, чтобы не быть обузой при прорыве, застрелился, а свою Звезду Героя перед смертью отдал своим бойцам для передачи в штаб…

Прибыл на место, где был штаб дивизии: там полный разгром, трупы наши и немецкие, все в дыму. Начштаба дивизии мне говорит: «У нас горе. Во время боя пропало знамя дивизии…» Иду дальше, а на земле лежит совсем без сил, в окровавленном и обгоревшем обмундировании, дивизионный прокурор майор Березин. Он увидел меня и прохрипел: «Гимнастерку сними с меня…» А под гимнастеркой у него на тело намотано знамя дивизии. В критический момент боя, когда в месте дислокации штаба уже шел рукопашный бой, Березин увидел знамя возле двух погибших солдат из знаменной группы, сорвал его с древка и намотал на себя, надеясь, что наши найдут стяг на его трупе, когда прорвутся на помощь… Командир дивизии представил Березина к ордену Ленина, но в итоге дивизионный прокурор был награжден орденом БКЗ.

— Что такое ВПС? Военно-полевой суд?

— Военно-полевые суды — ВПС — были созданы по Указу Президиума ВС СССР от 19.4.1943, и занимались они наказанием. Как было дословно сказано в тексте указа: «…наказания немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев… для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников…»

Это были чрезвычайные органы, единственные в стране, имевшие право приговаривать к смертной казни через повешение.

Рассмотрение дел в ВПС проводилось в ускоренном и упрощенном порядке, сразу после освобождения от немцев нашей территории. Тех предателей, кого удалось схватить при немецком отступлении, допрашивали особисты или обычные армейские следователи прокуратуры, собирались на месте свидетельские показания, и предателя судили при скоплении жителей того города или села, где этот изменник лютовал и творил свои злодеяния. Под суд ВПС мог попасть и немец в форме вермахта, если у него находили фотографии, на которых изображены казни и расстрелы советских людей с его участием, и «поджигатель-факельщик» — схваченный на месте преступления или изобличенный позже. Председательствовал в ВПС старший по званию офицер из той дивизии, которая занимала данный район. Им мог быть генерал, скажем, командир стрелковой дивизии, или член ВС армии. В состав ВПС входили также представитель особистов, еще обязательно «политотделец» старшего ранга и военный прокурор.