Последняя игра - Алексей Рыбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Другое? – Настя надула губы. – А я-то думала… А тебе – другое…
Андрей зацепил стол, рванувшись к ней, и на пол упали оба пакетика с нетронутыми йогуртами, пролился кофе из Настиной чашки, полной до краев.
Сначала она не теряла головы, удивилась даже его неловкости, когда он, таща ее в спальню, ударил Настю спиной о закрытую дверь.
– Убьешь раньше времени, – шепнула она, но он даже не извинился, что-то пробурчал невнятное…
А потом она растворилась в его мощном, налитом мужской, взрослой силой теле, расплавилась, смешивая свой пот с его, соленым и при этом необычайно вкусным, она стала гибкой, словно не кости были внутри, а резиновые жгуты, и, послушная его рукам, принимала совершенно немыслимые позы и ни о чем не думала, испытывая впервые в жизни, кроме всего прочего, фантастическое чувство защищенности от всего, что только может быть неприятного и страшного в жизни, защищенности, которую давал ей этот первый в ее жизни мужчина и о которой она даже не подозревала, лежа в постели со своим одноклассником Максимом и, еще раньше, с молодым бандитом Димкой. Иногда, в те редкие мгновения, когда включался ее разум и она могла связать в короткую цепочку несколько несложных мыслей, Настя думала, что сейчас она по-настоящему счастлива. Только вчера она сказала Максиму, что теперь будет жить так, как захочет, что никто не сможет ею помыкать. И вот здесь она нашла подтверждение своим вчерашним словам. Как это ни странно. Ведь увез ее этот человек по собственному его желанию… Ой ли? По его ли только? Она же с самого начала, как только увидела его, поняла, что, позови он ее с собой, пойдет куда угодно, не спрашивая что, куда и зачем. И сейчас, вдавливаясь своей маленькой грудью в его тело, она чувствовала неиспытанную прежде силу, она становилась женщиной, взрослой, мудрой и сильной… Она понимала, что может командовать этим огромным мужчиной, и он сделает все, что она ему ни прикажет. В то же время и он может творить с ней все, что хочет, и она не посмеет противиться… Чудеса, да и только…
Они периодически засыпали, потом будили друг друга, снова падали в пропасть без дна и летели, иногда крепко прижавшись друг к другу, иногда касаясь только кончиками пальцев, не замечая того, что солнце уже скрылось за скалами и комната погрузилась на несколько минут в полумрак, а потом в ней мгновенно, словно кто-то невидимый выключил свет, стало совсем темно. Южные сумерки.
– Южные сумерки, – прошептала Настя. – Это вам не кот наплакал…
– Чего? – спросил хрипло Андрей.
– Ничего. Ты это серьезно?
– Что – это?
– Ну, все это…
– А как ты думаешь?
– Я надеюсь…
– Правильно надеешься.
– Знаешь, о чем я подумала?
– О чем?
– Что так странно получается, ты мне можешь приказывать все, что хочешь, и я сделаю. И я тебе могу приказывать, и ты сделаешь, да?
Он помолчал немного, потом ответил:
– Думаю, да. И знаешь, почему?
– Почему?
– Потому что я тебе никогда не прикажу делать чего-то невыполнимого, и ты мне тоже. Потому что ты для меня дорога так же, как я сам себе.
– А ты для меня, как я сама себе. Ты, потому что, это – я. А я – это ты. Ты следишь за мыслью?
– С трудом. Значит, ты – я, я – ты, а… мы?
– А мы – это я. – Настя засмеялась. – Знаешь, что я еще хочу тебе сказать?
– Что?
– Я кушать хочу…
После того как Настя послала Егора вышибать долг этого несчастного Юрия Валентиновича, она, посмотрев на часы, поняла, что уже страшно опаздывает. Щелкнув клавишей коммутатора, Настя вызвала машину, которая должна была подойти минут через пятнадцать, и стала торопливо одеваться. Сколько времени съела эта душеспасительная беседа с максовскими предками, с ума сойти. А свелось все к банальному долгу в две штуки баксов. Вот что их терзало больше всего, оказывается. Ушли аж просветленные, сразу у них Настя хорошая стала… А когда получат свои две штуки, так и еще лучше будет… Хотя при гостях каких-нибудь своих, наверняка ругать будут, за глаза обзывать «мафиози», бандитским ребенком, блядью, вполне вероятно… И пусть их. В конце концов, чем им еще заниматься, кроме как вот так пыхтеть на кухне. Пусть. Главное, чтобы Максу на мозги не капали. Макс ей оч-чень нужен, просто оч-чень.
Хорошо, хоть Макс – разумный человек и настоящий друг. Не стал мозги компостировать, что, мол, Настя от него ушла, за бандита замуж выходит. Хотя и не одобряет он, видно, это. Конечно, не спрячешь такие чувства, особенно от женщины, которую, он все-таки, кажется, продолжает еще любить. Настя поговорила с ним на следующий день после возвращения с Андреем из Крыма, вернее, начала только говорить, стесняясь и краснея, а он прервал ее:
– Настя, да перестань ты… Я же все понимаю. Я все понял еще тогда, когда он впервые к тебе домой пришел. Еще до вашего отъезда все было ясно. Ты на него так уставилась, когда он говорил, что я думал, как в кино, помнишь, в «Иван Васильиче», – «вы на мне дыру прожжете…». Вот и я думал, что на этом бандюгане дыру прожжешь… Так смотрела. И он на тебя пялился, глаз оторвать не мог.
– Чего же ты мне сразу не сказал? – растерянно спросила Настя.
– Что не сказал? Что он на тебя пялился? А что тут говорить… Ты же сама все решила. Ладно, Настя, не туманься, мы с тобой взрослые люди, будем работать дальше. Ты не бойся, я на фирме нормально все буду делать, мне-то ты бабки платишь, надеюсь, не уволишь?
– Нет, конечно.
– Ну и оппаньки! А вообще-то, спасибо тебе.
– За что?
– За то, что голову мне не морочила. Сразу сказала все. Так лучше.
– И тебе спасибо, что так хорошо все понимаешь.
– Ладно тебе… Какие между нами счеты, «спасибо», «пожалуйста»… Димка-то звонит?
– Звонит…
Димка, ее первый, как говорили в школе, «парень», уехал в Штаты на недельку. Настя же его и послала связи налаживать с поставщиками. Уехал да задержался, звонил, говорил, что то то не сделал, то это… А потом, через полгода уже, наконец сообщил, что женился и остается в Нью-Йорке.
– Ну и как он там?
– Говорит, нормально. В гости зовет.
– Ну съезди, раз зовет.
– Да куда там… Сейчас столько работы будет…
– Андрюша подкинет?
Настя внимательно посмотрела на своего бывшего одноклассника. Она знала, как он относится к бандитам. Плохо, это не то слово…
– Андрей, понимаешь ли, другой человек. Очень сложный. Ты его, пожалуйста, не считай уж за такого бандюгана.
– А за какого мне его считать? Бандит и есть. Ну, это твое дело, я же тебе ничего не говорю, я же не… – Он чуть не сказал «родители», но вовремя осекся, – наставник твой, чтобы указывать. Тебе нравится – твое дело. И давай об этом не будем больше, о'кей?