Вознесенский. Я тебя никогда не забуду - Феликс Медведев

Да, отношения Андрея Вознесенского и Евгения Евтушенко на протяжении почти всей их творческой жизни были далеко не безоблачными: они ссорились, их ссорили… Быть может, только в юности, в самом начале, то есть в пятидесятых годах, оба одинаково популярные, они были близки.

У Евгения Александровича есть стихотворение «Плач по брату», написанное в 1974 году. Помню, какое сильное впечатление произвело оно на меня при первом прочтении. Несмотря на посвящение известному геологу Владимиру Щукину в сюжете этой стихотворной новеллы мне отчетливо видится аллюзия к «заклятой дружбе» двух знаменитых поэтов.

Вот эти стихи:

С кровью из клюва, тепел и липок,

шеей мотая по краю ведра,

в лодке качается гусь, будто слиток

чуть черноватого серебра.

Двое летели они вдоль Вилюя.

Первый уложен был влет, а другой,

низко летя, головою рискуя,

кружит над лодкой, кричит над тайгой:

«Сизый мой брат, появились мы в мире,

громко свою скорлупу проломя,

но по утрам тебя первым кормили

мать и отец, а могли бы – меня.

Сизый мой брат, ты был чуточку синий,

небо похожестью дерзкой дразня.

Я был темней, и любили гусыни

больше – тебя, а могли бы – меня.

Сизый мой брат, возвращаться не труся,

мы улетали с тобой за моря,

но обступали заморские гуси,

первым – тебя, а могли бы – меня.

Сизый мой брат, мы и биты и гнуты,

вместе нас ливни хлестали хлестьмя,

только сходила вода почему-то

легче с тебя, а могла бы – с меня.

Сизый мой брат, истрепали мы перья.

Люди съедят нас двоих у огня

не потому ль, что стремленье быть первым

ело тебя, пожирало меня?

Сизый мой брат, мы клевались полжизни,

братства, и крыльев, и душ не ценя.

Разве нельзя было нам положиться:

мне – на тебя, а тебе – на меня?

Сизый мой брат, я прошу хоть дробины,

зависть мою запоздало кляня,

но в наказанье мне люди убили

первым – тебя, а могли бы – меня…

Я не тщусь натягивать на себя тогу литературоведа-комментатора и не хочу трактовать строчки и образы, говорю лишь о своих личных ассоциациях.

Однажды, это было в 1975 году, я попытался проверить свое предположение. Мы встретились с Евгением Александровичем в ресторане Центрального дома журналистов, чтобы обсудить предстоящую поездку поэта на выступление в один из подмосковных городов. Так вышло, в этот вечер он никуда не спешил. После фирменного домжуровского «филе по-суворовски», экзотичных миног, ну и конечно бутылочки «Столичной», слово за слово, визави стал клевать мою журналистскую наживку. Рассказал о своей новой любви (в его жизни тогда появилась англичанка Джан, с которой у него складывались серьезные отношения), поднял болезненную для любого автора тему тиражей в издательстве «Советский писатель», где я работал, и вдруг неожиданно спросил: «Давно не виделся со своим Андрей Андреичем?»

Для меня этот вопрос не был неожиданным: Евтушенко знал о моем давнем знакомстве с Вознесенским, а я знал об их сложных, далеко не братских отношениях.

Я понял, что надо ловить момент, и ответил вопросом на вопрос: «А вы?»

И Евгений Александрович разразился резкой эскападой. Он говорил о том, что Вознесенский – для «золотой» публики, для интеллектуалов, что в каком-нибудь райцентре не понимают его стихов, а «мои понимает весь народ!», но при этом, при этом… они, конечно, великие оба…

К сожалению, ответ на мой вопрос о стихотворении «Плач по брату» был растворен в длинном полупьяном монологе, в котором я чувствовал вечный в мировой литературе синдром соперничества первых поэтов.

Неожиданно поднявшись из-за стола, Евгений Александрович позвал официантку и, бросив: «У меня свидание в Доме актера», прервал нашу трапезу… Когда мы сели в его «Волгу», стоявшую во дворе домжура, и он рванул по Суворовскому бульвару, я взглянул на спидометр и замер… Впервые в жизни я ехал с абсолютно пьяным водителем и на такой запредельной скорости. Конечно, лестно было погибнуть вместе с мировой звездой, но я решил все-таки не испытывать судьбу и попросил Евгения Александровича остановиться в конце бульвара у магазина «Армения»…

В книгу «Дайте мне договорить» составители включили стихи «На «хвосте» Евгения Евтушенко, датированные 18 февраля 2005 года и посвященные Андрею, и «Плач по братку» Андрея Вознесенского от 24 февраля того же года с подзаголовком «Ответ Евгению Евтушенко», опубликованные ранее в «Новой газете». Несмотря на неоднозначные названия, ясно одно: и то, и другое стихотворение – о братстве «крыльев и душ» (вспомним «Плач по брату» Евтушенко, о котором речь выше), о верности общей юности времен Политехнического…

Читаешь провидческие строки Андрея, и сжимается сердце:

Но останутся не экраны

И не выходы за флажки.

Лишь слеза над башкой братана,

Больше нету такой башки…

… Так вот, возвращаясь к высказыванию уважаемого Льва Ефимовича Колодного, я свидетельствую: пожали Вознесенский и Евтушенко друг другу руки именно тогда, в начале февраля 1987 года. Горбачевская перестройка набирала обороты, и акция отдела литературы «Огонька», собравшая вместе самых ярких поэтов-шестидесятников, была, конечно же, симптоматичной. Нам наивно хотелось, чтобы на новом переломе истории нашей страны они были вместе, как когда-то в далекие оттепельные шестидесятые. Ведь сказал же когда-то Андрей Вознесенский: «Нас мало, нас может быть четверо… Но все-таки нас большинство…»

«Мы не можем допустить того, чтобы нам было стыдно прийти друг к другу на похороны», – как-то сказал Евгений Евтушенко. Его стихи, прозвучавшие 4 июня 2010 года на панихиде по Андрею Вознесенскому, поставили точку в отношениях двух великих поэтов двадцатого века:

Мы все твои дети, Россия,

Но стали всемирными русскими,

Мы все, словно разные струны

Гитары, что выбрал Булат.

… Как занесло васильковое семя

На Елисейские, на Поля?

Как заплетали венок Вы на темя

Гранд Опера, Гранд Опера!

… Кто целовал твое поле, Россия,

Пока не выступят васильки?

Твои сорняки всемирно красивы,

Хоть экспортируй их, сорняки.

… Выйдешь ли вечером – будто захварываешь,

Во поле углические зрачки.

Ах, Марк Захарович, Марк Захарович,

Все васильки, все васильки…

Хочу сказать, что я никоим образом не причисляю себя к закадычным друзьям великого поэта. Да, мне очень повезло, что в далеком пятьдесят девятом году в провинциальном Владимире судьба свела меня с Вознесенским и он проникся к начинающему стихотворцу теплотой и симпатией. Андрей помогал мне поверить в себя, наставлял, рекомендовал мои стихи столичным журналам и газетам. Однажды он позвал меня в свою новую квартиру в высотке на Котельнической набережной и написал рекомендательную записку по поводу моих стихов, которую я должен был отнести в журнал «Знамя». Но стихи там по каким-то причинам не вышли. Позже их напечатала газета «Литературная Россия». В предисловии к стихам Вознесенский написал: