Доспехи из чешуи дракона - Денис Юрин

Спасение к обреченным пришло, когда защитники форта уже ожидали смерти. Наступили холода, новая беда, с которой не было сил бороться. И именно в тот самый день, когда с неба упали первые снежинки, перед воротами крепости появился вражеский парламентер. Война было окончена, правители поделили чужие земли и провели на картах жирные линии новых границ. Враги позволили им уйти, уйти с почетом: с оружием и под дробь барабанов. Чего-чего, а оружия у выживших было полно, однако ни одного целого барабана в форте так и не нашлось. Даже в голодном детстве Семиун не мог предположить, что похлебка из барабанной кожи и требухи подстреленных ворон может быть такой вкусной.

Но нет худа без добра, и даже на десяток печалей найдется одно радостное событие. Командующий отрядами королевской конницы, герцог Ванкан, принявший на себя командование обороной безымянного форта, был признателен юноше за его усердие и помощь бойцам. Высокопоставленный аристократ побоялся нарушить строгие нормы приличий и только по этой причине не предложил юноше поехать с ним в столицу. Тем не менее Его Светлость щедро вознаградил Семиуна за его труды: пожаловал свободу, перстень с собственной руки, звание полевого лекаря и тысячу монет золотом.

Не будь он дураком, новоиспеченный эскулап держался бы от родного города подальше, поселился бы на другом конце королевства, завел бы практику и не знал бы забот. Однако молодость – пора легкомысленных поступков и неуемного желания доказать тем, кто тебя презирал, что ты на что-то способен, что можешь добиться гораздо больше них, брезгливых снобов, у которых все было с рождения. Одним словом, молодой человек совершил ужасную ошибку, на второй год путешествия по королевству развернул коня в сторону Тарвелиса.

Уже к концу первого дня блуждания по знакомым с детства улочкам и подворотням Семиуна арестовали. Именем графа Лотара и короля городской судья обвинил его сразу в нескольких преступлениях, за каждое из которых в отдельности публично четвертовали: дезертирство; подделка личной подписи и печати одной из самых влиятельных персон королевства; незаконное целительство, а значит, сговор с темными силами; и воровство, причем перстень и мешок золотых были признаны основными, неоспоримыми доказательствами. Суд был скорым, а попытки обвиняемого оправдаться всерьез не воспринимались. В принципе ему ни разу так и не дали довести свою речь хотя бы до середины.

Заключенный в камеру смертников, Семиун с нетерпением ожидал дня исполнения приговора, бороться с превратностями судьбы уже не было сил. Но вот однажды произошло чудо. Дверь распахнулась, и на пороге появилась стража. Лекарь подумал, что наступил день казни, но вместо эшафота на городской площади его повели к дому Городского Управителя. Дальше все просто: предложение оказать услугу в обмен на свободу и частичное возвращение того, что было отнято. Естественно, перстень и мешок с золотом ему возвращать не собирались. Что попало в казну, то пропало навеки!

К счастью, Гильдию лекарей не заинтересовал сундук с оборудованием, остатками того, что все-таки удалось спасти из разгромленного лазарета, и никто из стражников не позарился на плохенький меч. Был бы клинок чуть получше, то непременно сменил бы хозяина…

* * *

– Ну, вот и все, – многозначительно произнес Семиун и отправил в рот последний кусок мяса.

Юноша талантливо рассчитал время: конец его печального рассказа точно совпал с завершением трапезы. Тарелки путников опустели, в кувшине еще плескалось несколько капель кисловатого вина, а нерасторопная прислуга пока не исполнила часть заказа, не принесла Шаку штаны да сапоги. Бродяга молчал и, нахмурив лоб, что было явным признаком глубокого раздумья, гонял вилкой по опустевшей тарелке последний листок тушеной капусты.

– Что-то не так? – спросил Семиун, озадаченный молчанием компаньона.

– Что-то, парень, с тобой точно не так, да вот только не могу понять, что, – честно признался шарлатан и, видя, как удивленно вытаращил глаза лекарь, решился поделиться с ним своими сомнениями в правдивости этой истории: – Люди врут, и на слово я уже давно не верю. Умельцев брехать море, я сам из их числа. А байка твоя, хоть и кажется правдивой, да только уж больно много в ней ляпов, нестыковочек, навевающих определенные выводы.

– Это ты о чем? – насторожился парень.

– Война в южных землях год как закончилась. Где ты все это время мотался? – начал перечислять Шак. – В графстве, да и в самом Тарвелисе полно рыцарей, на юге воевавших. Разве они не могли за тебя слово молвить да судейским крысам пасть заткнуть?

– Да я…– открыл было рот парень, но бродяга не дал ему вставить слово:

– Погоди, я еще не окончил! Кому понадобилось тебя в тюрьму сажать, если в городе ты нищетой был, а о богатстве твоем в мешочке никто ведать не ведывал? Меч твой тоже сомнения уж больно вызывает, не меч, а брусок ржавый, по краям слегка заточенный. Раз деньги были, почему лучшим оружием не обзавелся?

– А зачем? – начал отвечать Семиун с последнего вопроса. – Зачем мне меч получше? Я наемничать не собирался, а от лиходеев лесных и этот сгодится. Прав ты, год с той войны прошел, да только хотелось мне свет повидать. Говорю же тебе, путешествовал я, да и на родину возвращаться боялся…как оказалось, правильно. Узнали меня в городе, узнали бывшие «друзья» детства. Зависть их одолела, что платье у меня новое, дорогое было да конь отменный. Вот и донесли, оклеветали, возможно, и им от моих деньжат кое-что перепало. А что же рыцарей касаемо, то рыцарский отряд да лучников конных граф Лотар при себе держал. Когда мы под Суршью в болотах топли, граф в основной армии был, там, где и король воевал…на побережье. Рыцари меня не знают, да и о битве той лишь краем уха слышали. Товарищей же боевых, что под знаменем графа служили, в живых никого. Три пехотных отряда у Лотара было, да за два года войны сгинули все. К той битве лишь полроты копейщиков осталось да мечников десятка два, не больше, а уж после…– парень осекся, о гибели однополчан было трудно говорить, – после того сражения да осады вообще никого из этих краев не уцелело. Некому было за меня вступиться, некому…

– А вот это как раз еще больше сомнений вызывает. Я, конечно, в счастливую звезду верю, но чтоб так везло…– состроив гримасу отвращения, Шак залпом выпил остатки вина прямо из кувшина, а затем оттер рот сальным рукавом. – Ладно, парень, будем считать, ты правду сказал.

– Что значит «будем считать»?! Я ж…– возмутился Семиун и хотел было и дальше убеждать компаньона в правдивости своих слов, но осекся и замолчал под строгим взглядом.

– Житие наше будущее правду покажет, а пока давай-ка сматываться отсюда, уж больно народец мне здешний не по нраву, а мы ему…– Шак многозначительно кивнул в сторону искоса глазевших на сундук игроков. – Эй, корчмарь, скоро мне портки принесут?! Я барских панталон не заказывал!

Хозяин заведения не ответил, даже не повернул в его сторону головы. Плохой признак. Прислуга отошла от шока, и теперь от нее можно было ожидать любых неприятностей. Но более всего волновало Шака то, что происходило среди игроков. Желание вскрыть сундук лекаря и ознакомиться с его содержимым читалось в глазах беспринципных мастеров бросания костей, тем более что последний из дурачков-клиентов уже распрощался с нажитыми грошами и поставил на кон рубаху. Следующими за ней должны были стать сапоги. Рыжеволосая девица, трущаяся возле главаря мошенников, посматривала на Шака с победоносным ехидством и явно подливала масло в огонь, что-то тихо нашептывая на ухо своему дружку. Нужно было уходить, притом как можно быстрее. Решив разжиться одеждой в другом месте и пока потерпеть косые взгляды, Шак поймал за рукав пробегавшего мимо паренька из прислуги и стал отсчитывать ему полагавшиеся за обед медяки. Семиун разделял опасения компаньона и не стал его отговаривать от поспешного прощания с заведением. Если бы они покинули трактир сейчас, то есть еще до того, как проигравший крестьянин распрощается с сапогами и штанами, за ними вряд ли последовали бы мошенники. Трактир находился на опушке, а лесная чаща, как известно, хорошее место для пряток и игры в догонялки. Жертвы могли легко уйти, в то время как здесь им некуда было бы деться. Одним словом, компаньоны торопились, но их планы были нарушены прибытием новых, совершенно неожиданных посетителей.