Ослепительный оскал - Росс МакДональд

– Мучиас грациас, сеньор.

Темный взгляд индианки, казалось, шел из глубины доисторических эпох, как свет очень далекой звезды.

Дорога вела к гаражу отеля. Миссис Ларкин забрала свою машину не более, чем пять минут назад. Это был новый «плимут», большая модель. Нет, номера он не запомнил. Возможно, она оставила адрес портье. Спросите у него.

Я ступил на запятнанный маслом тротуар и остановился у его края. Что же делать? У меня не было ни клиента, ни достойных целей, ни хороших денег. Сожаление об униной сотне уже начинало меня грызть, как голод желудок. Мимо меня текла толпа нескончаемым калейдоскопом, из которого я изредка выхватывал отдельные детали.

Это была толпа раннего субботнего вечера. Проходили работники ферм в джинсах и ковбойках, солдаты в форме, парни в студенческих тужурках. Они шли поодиночке, парами и в сопровождении женщин всех возрастов и цветов кожи. Суровые женщины в шляпах вели за собой мужчин в деловых костюмах. Хозяева ранчо ковыляли в сапогах на высоких каблуках, опираясь на своих иссушенных солнцем жен. Под мигающим желтым светом на перекрестке длинные блестящие машины соревновались в поисках свободных мест с пикапами кочевников. Моя машина все еще стояла во дворе мотеля «Горный вид». Я втиснулся в толпу и дал ей увлечь меня к югу.

На углу у шоссе находился сигарный магазинчик со знаком телефона-автомата. Под вывеской квартет мексиканских мальчишек наблюдал за проплывающим миром. Они стояли в ряд на одной ноге, как аисты, упираясь другой в стену и сверкая кричащими носками под закатанными джинсами.

«Не сходите, пожалуйста, на проезжую часть», – тщетно взывала надпись на стене за их спинами.

Я выбрался из толпы и прошел через магазин к телефонной будке в заднем углу. Трое таксистов играли в кости. Я нашел в справочнике номер приемной доктора Сэмюэля Беннинга и набрал его. Длинные гудки прозвучали двадцать раз. Мой пятицентовик плюхнулся в отделение для возврата монет с фанфарным звоном серебряного доллара.

Когда я подходил к двери, мимо окна прошла молодая женщина. Она шла одна в южном направлении. Четверо мальчишек продолжали свой бурлескный ритуал. Крайний толкнул соседа, который чуть не свалился на женщину. Он выровнял равновесие и взъерошил куцую стрижку третьего, а тот саданул под дых четвертого. Они затоптались у входа, задыхаясь от искусственного смеха.

Я пробрался мимо них. Женщина обернулась и с презрением взглянула на мальчишек. Я узнал ее лицо, хотя она сменила полосатое форменное платье на белую батистовую блузку и юбку. Это была та пышная темноглазая медсестра, которая указала мне комнату ожидания доктора Беннинга. Моя шея зачесалась от предчувствия неожиданных совпадений.

Женщина продолжала идти, гордо неся перевязанный красной лентой конский хвост черных волос над мягко покачивающимися округлыми бедрами. Я пошел за ней, испытывая угрызения совести. Она почему-то напоминала мне Люси, хотя ее фигура была шире и имела низкую посадку тех деталей, которые у Люси располагались высоко. Уверенной походкой она вошла в тот район, где я впервые увидел Люси. А когда она перешла улицу и вошла в кафе «Том», угрызения моей совести усилились до предела.

Перед стеклянной дверью она замедлила шаги и оглядела себя. Войдя, она направилась к одной из дальних кабин. В ней, спиной к двери, сидел мужчина. Его панама торчала над низкой деревянной перегородкой. Он встал, приветствуя женщину и застегивая пиджак из верблюжьей шерсти. Затем стал восхищенно созерцать, как она протискивает бедра между сиденьем и столом. Как бы завершая обряд, он снял панаму и пригладил толстыми белыми пальцами вставший дыбом хохолок, потом сел напротив нее. Макс Хэйс так и излучал очарование.

Я прошел к бару, занимавшему всю левую стену. Кабины вдоль противоположной стены были полны, а бар был забит субботними любителями выпить – солдатами, востроглазыми темными девчонками, по виду слишком юными, чтобы здесь находиться, суровыми женщинами средних лет с перманентом на голове, стариками, в тысячный раз вспоминавшими свою молодость, шлюхами с асфальтовыми глазами, работающими по пьяным рабочим, несколькими беглецами из верхнего города, спешащими утопить в вине одну свою половину, чтобы возродить вторую. За стойкой дюжий грек в переднике, с застывшей улыбкой, раздавал горючее.

Я заказал пшеничное и выпил его стоя, следя за Хэйсом в зеркало за баром. Он навалился на стол, устремившись к брюнетке, а на ее лице было написано приятное замешательство.

Кабина за его спиной освободилась, и я занял там место, не дожидаясь, пока уберут со стола. Комната гудела от шума. Громче всех гремел автомат-пианола. Холодильник, стоявший возле стойки с напитками, временами издавал звуки, похожие на пулеметную очередь. Я пристроился на углу сидения, прижав ухо к деревянной перегородке. В метре от меня Хэйс говорил:

– Я весь день думал о вас, мечтал об этих огромных, прекрасных, удивительных глазах. Сидел и мечтал об огромных, удивительных, прекрасных глазах и так далее. Вы знаете, что означает «и так далее», Флосси?

– Могу догадаться.

Она засмеялась сладким смехом.

– Вы, большой шутник. Между прочим, мое имя не Флосси.

– Значит, Флори, какая разница. Будь вы единственной в мире женщиной – а я уверен, что так и есть – то какая разница? Вы – девушка моей мечты. Но готов держать пари, что у вас полно друзей.

Я догадался, что Макс пил весь день и дошел до такого состояния, когда его речь стала звучать как стихи, переложенные на музыку.

– Держу пари, что нет. Во всяком случае, это не ваше дело, мистер Десмонд. Я вас почти не знаю.

Но игру она знала.

– Садись со мной рядом и ты узнаешь меня лучше, малышка Флори. Милое имя для милой девочки. Кто-нибудь говорил тебе, Флори, что твой рот похож на цветок?

– И говорун же вы, мистер Десмонд!

– А, называй меня Джулиан. И подвигайся поближе. Но предупреждаю тебя, что это небезопасно. Когда рядом со мной будет огромное, удивительное, прекрасное и так далее, я могу откусить от него кусочек, предупреждаю тебя.

– Вы что, голодны?

Я услышал возню и скрип диванчика, на который перебралась Флори.

– А я вот, Джулиан, очень голодна. Я бы охотно что-нибудь съела.

– Я собираюсь съесть тебя, – проговорил Макс приглушенным голосом. Но вначале не мешает тебя немного подкормить, да? Бифштекс и что-нибудь выпить, так? А потом, кто знает? Кьен сабе, так вы говорите?

– Я говорю только по-английски, – строго заметила Флори.

Установив это обстоятельство, она смягчилась.

– Бифштекс – очень хорошо, Джулиан. Ты веселый парень.

Макс подозвал официантку. Та подошла – худенькая, с крашеными хной волосами, семенящая на изящных ножках.

– Что будете?