Лед и пламень - Шеннон Хейл

Роллан почувствовал, что его тянут за пояс, и сумел поставить ноги на стену и подтянуться по веревке. Вскоре он вылез из расселины и отряхнулся дрожащими руками.

На плечо села Эссикс.

– Ну, спасибо, что предупредила, – пробормотал Роллан.

Эссикс сунула клюв ему под капюшон, схватила за волосы и выдернула клок.

– Ай! – поморщился Роллан, но ему было даже приятно.

– Страх-то какой, – сказала Майя, в ужасе глядя в дыру, которая едва не стала могилой Роллана. Она принялась ходить вокруг расселины. – Я терпеть не могу высоту. И думаешь, что на земле тебе ничего не грозит, а потом из-под земли возникают эти пропасти, как чудовища, которые так и норовят схватить тебя и…

– Майя! – с Эссикс на плече Роллан сразу заметил неровности на льду. – Майя, стой!

Майя застыла на месте и широко раскрытыми от страха глазами посмотрела на Роллана, а потом перевела взгляд вниз. Прямо перед ней зияла расселина: лед проломился, и осколки полетели вниз – в пропасть, которой за секунду до этого здесь не было. Сквозь рыжие пряди, выбившиеся из капюшона и упавшие на лицо, Майя смотрела, как падают льдинки.

Тарик обнял ее за плечи и помог медленно отойти от края.

– Глаз-алмаз, Роллан, – сказал Тарик. – Идем дальше.

– Пирожные с грушей и сливками, – пролепетала Майя дрожащим голосом. – И целый жареный цыпленок.

Еще несколько раз встретив на своем пути расселины и едва в них не свалившись, путники окончательно вымотались. Но им ничего не оставалось, кроме как пробираться вперед. Даже с обострившимся зрением Роллан, куда бы ни посмотрел, видел лишь ледяную пустыню. Уставшему, голодному, потерявшему всякую надежду на благополучный исход их путешествия, ему было совсем не до шуток.

Ну, хотя бы Эссикс, наверное, добывает себе пропитание. Время от времени она улетала и, вернувшись спустя час, снова садилась Роллану на плечо. Однако он заметил, что ее клюв и когти не испачканы кровью и от нее не пахнет мясом.

– Ничего не нашла? – тихо спросил Роллан. Словно обидевшись, Эссикс снялась с его плеча. – Подожди. – Он тяжко вздохнул и полез в карман, где лежал кусочек вяленого мяса – его дневной рацион. Желудок тут же возмущенно заурчал, но Роллан протянул мясо Эссикс.

Птица спустилась вниз и клювом взяла угощение. Сев на плечо, она переложила мясо в когтистую лапу и, отрывая по кусочку, стала класть их в клюв.

У Роллана снова заурчал живот, и Эссикс, словно услышав это, перестала есть. От вяленого мяса остался совсем маленький кусочек. Птица взяла его клювом и положила Роллану в рот, как птенцу.

Роллан удивленно вскрикнул, но Эссикс настойчиво заверещала, и он стал жевать.

До конца дня Эссикс сидела у него на плече. А поскольку она была рядом, Роллан шел во главе команды и вовремя замечал неровности на льду, под которыми прятались расселины.

Ночью все, кроме Роллана, вымотавшись за день, спали без задних ног. А к Роллану, хоть он тоже донельзя устал, сон никак не шел.

Он думал о матери. Правильно ли он поступил, что сбежал?

«Желчь излечивает болезнь от связи, – думал он. – Мама возвращалась за мной. Правда ли захватчики такие уж плохие?»

Роллан понимал, что поступает правильно помогая Зеленым Мантиям, но они многое утаивали от него, и это было ему не по душе.

Роллан тихонько вылез из палатки поискать Эссикс, но тут посмотрел вверх и ахнул.

Сперва он подумал, что небо заволокло дымом – только он был зеленый с фиолетовым отливом. По звездному небу словно медленно текла разноцветная река. Арктика была краем диким, жестоким и опасным, но теперь Роллан понял, почему арду нравится здесь жить. Он запрокинул голову и долго, пока шея не затекла, смотрел на небо.

Роллан улыбнулся. Небо плясало.

На рассвете пятого дня в Арктике небо подернулось какой-то странной зеленоватой дымкой. Абеке смотрела на это необычное явление сквозь щелку в палатке и пыталась согреться, убедить себя, что все хорошо. Она не помнила, спала ли ночью. Ощущение было такое, что ее ударили по голове и бросили лежать на земле. Ее подташнивало и трясло от холода.

Абеке выдохнула: облачко пара застыло над ней в воздухе, и крупинки льда упали ей на лицо.

Наступило утро. Солнце залило все вокруг расплавленным золотом, но воздух не прогревался. Однако Абеке убедила себя, что чувствует себя сносно. К тому же эта необъятная ледяная равнина скоро закончится – на горизонте виднелась горная гряда, и теперь они шли к ней.

Игра про лучшую еду на свете продолжилась.

– На седьмое, – сказал Роллан, – зажаренная до хрустящей корочки форель, смазанная маслом и приправленная лимоном и тимьяном.

От холода Абеке не хотелось есть. Ее так трясло, что за час она трижды поскользнулась и упала.

На третий раз Конор помог ей подняться.

– Ты как, нормально? – спросил он.

Да, все у нее было нормально. Разве не в этом она убеждала себя целыми днями? Само собой, остальным тоже холодно. Неужели, раз она выросла в жарком Нило, ей не выдержать несколько дней в холоде? Но зубы выбивали такую дробь, что девочка не сумела выдавить ни слова.

Конор нахмурился и, сняв с себя шарф, обмотал ей шею. На удивление, Абеке сразу стало теплее. Она попыталась улыбнуться, но губы окоченели и не слушались. А Конор улыбнулся ей.

Семья в понимании Абеке означала отца и сестру, которые жили с ней в одном доме, сидели за одним столом, ругали ее, хотели, чтобы она изменилась. Но, встретив Конора, она поняла, каково иметь брата. Сблизившись с ним и с остальными из их команды, она начала понимать, что семья – это не только родные.

Абеке хотела было поблагодарить Конора, но вместо «спасибо» у нее почему-то вырвалось другое:

– Я уже давно ног не чувствую.

– Ну-ка садись, – велел ей Тарик.

Он стащил с ее ноги сапог с носком, и Абеке ахнула. Кожа была привычного смуглого цвета, а вот пальцы как-то странно почернели.

– Обморожение, – вынес вердикт Тарик и принялся яростно растирать ее ногу. Кожу жгло так, словно ее кромсали раскаленными ножами. Абеке сжала губы, чтоб не закричать.

– Знаю, это больно, – сказал Тарик, – но надо, чтобы кровь бежала по жилам, не то придется отнять пальцы. А то и всю ногу.

Конор сел рядом с Тариком, снял с другой ноги сапог и носок и тоже стал растирать кожу. Вот теперь Абеке закричала.

Боль-то ладно, ее она стерпит, а вот такое унижение терпеть было выше ее сил.