Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дожить свой век в бараке К. не удалось. В 1971-м скончалась его верная, еще с 1920 года, спутница Ольга Ананьевна, а в 1975-м барак № 4 снесли, так что самые последние годы К. прошли в Москве у сына — поэта и художника Льва Кропивницкого. Здесь, в возрасте 83 лет, он увидел свою первую и единственную публикацию на родине — Вс. Некрасов, составляя антологию детских стихов «Между летом и зимой» (1976), включил туда и несколько шедевров «патриарха Барака», выдав их за детские. И сюда же из Парижа в 1977 году привезли выпущенный А. Глезером тоненький сборничек стихов и прозы К. «Печально улыбнуться…».
Сегодня его работы представлены в собраниях Русского музея, Третьяковской галереи, Музея изобразительных искусств имени Пушкина. А стихи, хотя издаются нечасто и скудными тиражами, в интернете без труда найдет каждый, кто захочет разобраться в маршрутах неофициальной культуры и понять, как, оказывается, можно было «выжить, не принимая советской власти и не вступая с ней в заведомо гибельный конфликт»[1604].
Выжить и сохранить чувство, о котором незадолго до смерти написал сам К.:
Хорошо бы просто жить на такой теплой тихой планете, где нет ни ветра, ни дождя — и ходить совсем нагишом, любоваться на дивные растения и плоды, которые ничьи, а просто Божьи, и просто цветут и растут. Любоваться на пейзажи, на прекрасных нимф, дышать чудным радостным воздухом — и бесконечно жить и чувствовать некое дыхание Духа Святого[1605].
Соч.: Земной уют: Избр. стихи. М.: Прометей, 1989; Избранное: 736 стихотворений + другие материалы. М.: Культурный слой, 2004.
Лит.: Лобков Е. Учитель рисования // Зеркало. 2007. № 29; «Лианозовская школа»: Между барачной поэзией и русским конкретизмом. М.: Новое лит. обозрение, 2021.
Крученых Алексей Елисеевич (1986–1968)
Родившись в семье кучера на Херсонщине, К. в 1906 году окончил Одесское художественное училище, а в 1907-м оказался в Москве. Зарабатывал сотрудничеством с юмористическими журналами, участвовал в выставках, познакомился с Д. Бурлюком, И. Гуро, В. Каменским, В. Хлебниковым и довольно быстро освоился в кругу самой что ни есть продвинутой богемы.
За сборником полупародийных стихов «Старинная любовь» с «украшениями», то есть с иллюстрациями М. Ларионова (1912), выпущенным тиражом в 300 экземпляров, лавиной последовали десятки других, совершенно уже коллекционных и по большей части, как сказали бы потом, самиздатских книжечек. К. пишет и сам, на «собственном», как он говорил, языке, и в соавторстве с В. Хлебниковым, выступает как творец и теоретик изобретенной им «зауми», пробует трансформировать едва ли не все, какие бывают, жанры, и понятно, что без его участия не обходится ни один из эпатирующих футуристических альманахов — от «Пощечины общественному вкусу» до «Дохлой луны».
Вопрос о том, был ли он литературно одарен или только напористо изобретателен, лучше оставить открытым. Достаточно сказать, что многие соратники относились к его «продукции» (термин опять же самого К.), мягко говоря, иронически. Б. Лившиц, например, утверждал, что все им написанное «было на редкость беспомощно и претенциозно»[1606], а Д. Бурлюк считал «гадостью» принадлежащие К. фрагменты совместной с В. Хлебниковым поэмы «Игра в аду».
Тем не менее В. Маяковский, не без двусмысленности назвав К. «футуристическим иезуитом слова»[1607], его стихи определял как «помощь грядущим поэтам», и Б. Пастернак счел возможным в 1925 году открыть коллективный сборник «Крученых жив!» своим сочувственным эссе. И в самом деле, в сфере авангарда, как давно отмечено исследователями, понятие таланта редуцируется, если не вовсе аннулируется, уступая первенство инициативности и искусству самопрезентации.
А в обоих этих качествах К. был по молодости истинно силен. Скрываясь в годы Первой мировой войны от мобилизации сначала в Грузии, затем в Баку, он и там становится важным ферментом творческой жизни, а по возращении в Москву в 1921 году вновь подтверждает свою репутацию «звучаря», «великого заумника» и «буки русской литературы». И более того — стремясь быть заодно с правопорядком, в 1924 году публикует два стихотворения, посвященных Ленину, — «На смерть вождя» и «Из жизни вождя», причем безо всякой, заметим, зауми, а свою официальную литературную карьеру завершает выдержавшим три издания ученым трудом «Приемы ленинской речи. К изучению языка Ленина» (1927, 1928).
Но годы шли, страна и литература все стремительнее удалялись от вымечтанного «будетлянства», с молодостью пора было прощаться, и К. попрощался — авторской антологией «15 лет русского футуризма. 1912–1927 гг. Материалы и комментарии» (1928).
Дальнейшее не то чтобы молчание, но уж точно другая жизнь. К. вроде бы продолжал писать, но книги «Ночные каракули» (1932), «Арабески из Гоголя» (1934), «Книга адских сонетов» (1947) и другие сохранились только в машинописи. Репрессиям он не подвергался, дурной репутации не приобрел, хотя слухи о его сотрудничестве с «органами» и ходили[1608], в годы войны зарабатывал себе на хлеб в «Окнах ТАСС», был по рекомендации И. Эренбурга принят в Союз писателей (1942), а 31 мая 1966 года в Малом зале Центрального Дома литераторов даже прошел юбилейный вечер в его честь.
Хотя вообще-то, — свидетельствуют мемуаристы, — все эти десятилетия К. нищенствовал, зарабатывал собиранием и перепродажей антикварных книг, фотографий, рукописей. Так — соединим в одну фразу два высказывания А. Вознесенского — «Рембо российского футуризма» стал «старьевщиком литературы»[1609]. Одетый в отрепья, сновал по писательским квартирам и дачам, ценил автографы не только друзей по поэтической фронде, но и классиков соцреализма, однако приметил же и благословил мало кому тогда ведомых лианозовцев и, например, Г. Айги или К. Кедрова.
Рассказывают, что на похоронах К., умершего в одиночестве, людей было немного — зато каких: Л. Брик, Л. Либединская, Б. Слуцкий, Н. Глазков, А. Вознесенский, Г. Айги, совсем тогда молодые смогисты В. Алейников, А. Морозов с примкнувшим к ним Э. Лимоновым… И стихи его теперь вряд ли перечитывают, тем более заучивают наизусть — зато исследуют, пишут о них диссертации, а самопальные книги, выпущенные им и его друзьями в мятежной юности, с почетом хранятся в музейных собраниях и на вес золота идут на международных аукционах.
дыр бул щыл
убещур
скум
вы со бу
р л эз
Соч.: Зудесник. М.: Журавль, 1997; Память теперь многое разворачивает: Из литературного наследия Крученых. Berkeley: Berkeley Slavic Specialties, 1999; Стихотворения. Поэмы. Романы. Опера. СПб.: Академический проект, 2001 (Новая библиотека поэта).
Лит.: Сухопаров С. Алексей Крученых: Судьба будетлянина. München: