Конец пути - Ярослав Гжендович

— Я никогда не позабуду, — ответила она глухо.

— Посмотри, — сказал я мягко. — Это мертвый снег.

Она подняла наполненные слезами глаза.

— Значит, я потеряю даже это? Даже помнить не буду?

— Не знаю, — сказал я тогда. — Так говорят, но откуда нам знать?

— Оставь меня одну, — попросила она.

Внизу я нашел Грюнальди, который лежал рядом с лестницей, и нашел Снопа. Тот был в сознании, хотя под шлемом его была рана с палец длиной, а лицо было опухшим.

Грюнальди я положил рядом с Варфниром и сел рядом. Варфнир был изрублен так, что невозможно было его узнать, а прекрасная одежда, о которой он всегда заботился, вся пропиталась кровью.

Грюнальди застонал.

Я подскочил к нему и принялся расстегивать пробитый панцирь. Под ним у Грюнальди было полно крови, но хотя рана начиналась на боку и выходила из спины, кишки ему не выпустили, и перерубленных ребер я тоже не заметил.

Он перевалился на бок и выплюнул на камни кровь.

— Из легких? — спросил я с испугом.

— Дышу нормально, не из них. Но выбили мне зуб. Рана… зашьется, а зуб не отрастет.

Мертвый снег ложился вокруг нас и прикрывал все, а я терял то, что пережил до этого времени. Он не был холодным, и хотелось от него спать.

Лицо в холодных, мокрых камешках.

Соленых.

Шум моря в ушах, холодные поцелуи пены и воды, которая отступает, грохоча камнями и пытаясь забрать с собой мою правую ногу.

Нормально.

Резюмирую: лежу лицом вниз на галечном пляже в прибое и думаю.

Уже что-то.

Ничего у меня не болит. Все зубы на месте. Я двигаю пальцами, а потом ногами, и знаю, что контролирую тело. На мне еще и одежда — мокрая, но это как раз обратимо.

Что-то во рту. Фрукт. Сушеная слива. Чуть странная на вкус, за щекой. Бархатистая, кисловато-сладкая, с дымным привкусом. По крайней мере, от голода я не умру.

Теперь посмотрим, сумею ли я встать.

Встаю: над головой серое небо, под ногами широкий черный пляж из миллиардов овальных камешков тянется плоским склоном слева, сзади и спереди. Справа море, как и везде, немного мрачное и свинцовое, но ведь даже Ядран не всегда абрикосовый, да и Карибы — тоже нет.

Теперь рабочие гипотезы насчет проблем «где я?» и «что происходит?»

Я умер.

Это — потом, это не верифицируемая теория. Да и что я знаю о смерти.

Меня куда-то телепортировало.

Поскольку непонятно, куда и зачем, этим тоже займемся позже.

Это какой-то островок на Канарском или Карибском архипелаге, а я — безумец, которому все это приснилось.

Впрочем, есть и черный песок… Подумаем-ка.

На Бали?

Это явно не Бали.

У меня амнезия?

Мое имя Вуко Драккайнен. Если помню, как меня зовут…

Мидгард.

Люди Огня.

Ледяной Сад.

Кирененцы. Мои люди. Война. Башня Шепотов, купол молний. Да.

Моя вина.

Значит, я на каком-то острове, где оказался в результате разрядки магического фактора Ледяного Сада и личных запасов пары ученых, что привело неизвестно к чему. А это возвращает нас к начальной точке.

При таком количестве магической энергии с тем же успехом я могу оказаться и на Бали.

Я иду вглубь острова, чтобы прикинуть размеры суши. Учебники выживания советуют взбираться на самые высокие взгорья, но тут нет самого высокого взгорья. Центр острова чуть выступает, но гордого названия взгорьем не заслуживает. Взгорье — кое-что другое. Взгорья размещают на картах, где весь этот остров был бы лишь точечкой.

Это лишь несколько черных окатышей посредине хмурого моря.

Кроме того, тут нет и палки. Никаких пластиковых бутылок на берегу, а значит это точно не Земля.

Я ступаю по камням, в сапогах моих хлюпает, но чем я выше, тем больший кусок суши вижу. Это круглый остров в виде линзы, диаметром километра в полтора, обрамленный белой пеной прибоя.

Никаких чаек, крабов — ничего.

Больше всего это напоминает здешние верования. На Побережье Парусов люди полагают, что после смерти они плывут на своих погребальных лодках через море пламени как раз на такой остров. Высаживаются на берегу, а потом приплывает еще один такой же, поскольку море пламени разделяет человеческую душу на две. Она половина — добрая, благодушная, гордая, честная, мужественная и так далее, — а вторая — совокупность дурных черт: зависти, эгоизма, жадности, жестокости, лживости. Это один и тот же человек в двух ипостасях, которые должны сразиться друг с другом. Проблема в том, что каждая ипостась зависит от того, сколько тех или иных качеств покойник носил в себе. Если при жизни он был патентованным сукиным сыном, то хорошая его сторона выступит тощим гномом без серьезных шансов в схватке. От этого поединка зависит дальнейшая судьба человека. Небесные пастбища или пропасть с демонами.

Вот тот остров и должен выглядеть именно так. Ничто, только море и черный песок.

Я встаю посредине и, возможно, не разгляжу подробно всего берега вокруг острова, но везде видится мне море: по крайней мере, синий ободок над черными пространствами, засыпанными окатышами.

Я долго осматриваюсь, хотя тут, по сути, не на что смотреть. Я в жизни не видел более депрессивного пейзажа. Буквально — ничего вокруг.

Ничего посредине.

Ничего на небе, ничего на море или на острове.

Ничего.

Но через какое-то время я приметил на берегу некую едва заметную точку, не бывшую ни россыпью гальки, ни водой. Такая черточка неизвестного размера, поскольку тут не с чем сравнивать. Может оказаться и пингвином, и полуметровым столбом.

Однако черточка начинает расти, и я прихожу к выводу, что это человеческая фигура. Значит, мое дурное «я», с которым придется вести мистический поединок. Или — я добрый, откуда бы мне знать? Хватит и того, что мы станем сражаться.