Город - Стелла Геммел

Когда пыль снова осела, Эмли поднялась и двинулась дальше, очень осторожно выискивая опору ногам. Добралась до карниза и стала одолевать его, выверяя каждый шажок, нащупывая выбоины для рук и почти не дыша. Все-таки она не удержалась от взгляда вниз: там плавали бледные пятна мертвых тел. Снова оказавшись на более-менее надежном полу, она задвигалась проворнее. И наконец перепрыгнула с карниза на мраморный пол.

Она поспешила вперед, проверяя каждую дверь, попадавшуюся на пути. Эмли высматривала фонтан, о котором говорила Индаро, но его нигде не было видно. Может, его разрушило, когда падала крыша? Почем знать…

Однако он все же нашелся. Она почему-то ждала, что увидит большое сооружение, вроде того, на площади перед купеческим домом. Но конечно, здешний фонтанчик был совсем не таким. Просто маленький источник питьевой воды, вделанный в стену и украшенный изображением трех дельфинов в прыжке. Эмли жадно огляделась. Поблизости виднелось несколько распахнутых дверей. И все – резные. Подбежав к ближайшим, она толкнула их. Двери разошлись со скрипом и скрежетом. Девушка заглянула внутрь.

– Элайджа, – прошептала она. Потом окликнула громче: – Элайджа!

Комната оказалась опочивальней. Мебель покрывали призрачно-белые чехлы, на полу толстым слоем лежала пыль. Голос породил пустое эхо. Сюда никто не входил уже много лет.

Эмли перебежала к следующей двери… потом к следующей… Оглянулась в глубину коридора. Питьевой фонтанчик почти скрылся из виду. Что там говорила Индаро? По правую руку? Это если идти туда – или оттуда? Эмли бегом вернулась к фонтанчику и от него бросилась к резным дверям, глубоко утопленным в стену. Толкнула – и они беззвучно разошлись.

Ей предстала застывшая сцена кровавой резни, да такая, что сердце чуть не остановилось. Всюду – на полу, на перевернутой мебели – виднелись поверженные тела в доспехах. В воздухе густо пахло кровью и содержимым кишок. Эм закрыла руками рот. Кажется, она наконец нашла нужное место, но мыслимо ли, чтобы здесь обнаружился кто-то живой?

– Элайджа, – прошептала она.

Откуда-то слева послышался стон. Эмли содрогнулась и съежилась, заметив движение закованной в латы руки. Едва дыша, она все-таки подошла и увидела умирающего воина. Его голова была проломлена мощным ударом, но он еще жил, глаза двигались. Эм попятилась и заставила себя отвести глаза.

– Элайджа!

Она в отчаянии обшаривала взглядом комнату. Бо́льшая часть мертвых тел была сосредоточена в одном углу, и там виднелся опрокинутый стол. Эмли крадучись подобралась к нему, опасливо обходя мертвецов. Вот так полезешь прямо через груду тел, а кто-нибудь оживет да ка-ак схватит…

Она заглянула за край вздыбленной столешницы. В самом углу виднелся еще один человек – без доспехов, тоненький, хрупкий. Он полулежал у стены, уронив на грудь темноволосую голову и вроде придерживая одной рукой другую. Парнишка не был похож на солдата. Умер он или сознание потерял? Эмли обошла стол, опустилась подле юноши на колени и стала вглядываться в перемазанное грязью лицо. В его чертах не было ничего, что взывало бы к ее памяти. Эмли со вздохом поднялась и стала оглядываться, раздумывая, куда двигаться дальше.

Тут юноша пошевелился и застонал, баюкая раненую руку. У Эм так и подпрыгнуло сердце.

– Элайджа? – позвала она неуверенно. – Это ты?

Он открыл глаза и посмотрел на нее, вначале со страхом. И в это мгновение она узнала его. Сходя с ума от счастья, она снова упала подле него на колени, ей хотелось взять его на руки, прижать к сердцу, успокоить, утешить…

– Эмли? – выдохнул он, не в силах поверить своим глазам.

Потом изумление сменилось уверенностью, и он разразился слезами.

* * *

…Казалось, бранное поле тянулось без конца и без края. Оно было не просто старым – древним. Несчетные тысячи мертвых тел давно превратились в иссохшие остовы, покрытые пылью веков. Дожди и ветра смягчили выражение невыносимой муки, стерли все цвета, кровь обратилась в прах и развеялась. Даже черви и насекомые больше не искали здесь поживы, их пир кончился много столетий назад.

Единственными звуками были вздохи теплого южного ветра, посвистывавшего в чьих-то оголенных ребрах, да шуршание клочка истлевшей ткани, мотавшегося по ржавой латной пластине.

И еще шаги – шорохом по иссохшей земле.

Когда она только тронулась в путь, ее сапоги были уже старыми. Скоро, наверное, они и вовсе развалятся. Опустив голову, она следила за тем, как они возникали и пропадали внизу – то один, то другой. Левый, правый, левый, правый… На каждом носке когда-то были вытиснены фигурки – змея и скорпион. Куда они подевались? Потом она вспомнила, что это были вовсе не ее сапоги. Прежде чем попасть к ней, они принадлежали какой-то безымянной воительнице, чье тело сперва пронзило оружие, а потом разорвали дикие звери. Нетленными остались лишь сапоги, исцарапанные песком. Индаро не без труда высвободила их и выколотила, раздавив здоровенную сороконожку, выпавшую из одного… Сапоги оказались ей как раз впору. Она шла в них уже давно.

Потом она поняла, что рядом с ней раздается чей-то голос. Она испугалась, кабы это не оказался Мак Одарин, и поспешно отвернула лицо. Еще не хватало увидеть, как он ковыляет на подгнившей ноге… а потом опять умирает…

– Куда мы идем? – жизнерадостно осведомился неведомый спутник.

Индаро с облегчением убедилась, что это не Мак, и повернулась к нему.

– Так куда мы идем? – спросил Рубин.

Волосы у него были длинней, чем в их последнюю встречу. Потрясенная Индаро увидела в знакомой рыжине серые пряди. Сколько ему теперь лет? Восемнадцать? Двадцать? Она с беспокойством осознала, что не может вычислить возраст брата. Даже не помнит, старше он ее или моложе.

А рядом с ней шагал уже не Рубин, а ее отец – Рив. И он говорил:

– Винцер, Саркой, Броглан, Гаэта, Хан и Керр! Запомни эти имена. Они – твое прошлое и твое будущее. Они – твои враги…

Сколько раз она слышала эти слова в детстве!

– Они все боятся Винцеров и Саркоев, – продолжал отец. Он смотрел вниз, на клубы пыли, поднимавшиеся с земли. – Однако истинное могущество вуали известно только Гаэтам…

…Индаро вздрогнула и очнулась. Сон рассеялся далеко не сразу. Окончательно вернувшись к реальности, она задумалась, а не попробовать ли встать. Прошло еще какое-то время. Она все так же лежала на полу, привалившись к стене. Зашевелившись наконец, она приподнялась и поудобнее оперлась о стену. Рана в боку перестала болеть. Это могло быть и добрым знаком, и очень плохим.

Битва между тем началась заново. Она слышала, как сталкивались мечи и щиты, раздавались мучительные всхлипы боли, крики ободрения, восторга и ужаса. Индаро обоняла свежую кровь – уже не свою. Люди топтались перед ней на площадке. Некоторое время она следила за мелькающими ногами. Поножи, подолы кольчуг, кожаные, хлопчатые, льняные штаны… вовсе голые волосатые ноги… Она принялась было их считать, потом перестала. Не ее дело.