22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка - Михаил Алексеев

№. 113 РАМЗАЙ.

Расш. Малинников. 12.30 21.4

Перевел: Добровинский.

Адресату.

В реестр.

[РЕЗОЛЮЦИЯ НУ]: НО.3

!?!. Переговорить.

Г. 22/4.41».

«Агенты влияния» как понятие и как инструмент воздействия разведки на высокопоставленных лиц утвердится позже. А пока подобное предложение было слишком необычно. Голиков решил воздержаться от выдачи положительной санкции и, похоже, никому из руководства не доложил об этом предложении «Рамзая».

Отсюда отрицательная реакция Центра:

«Телеграмма № 3920/4319 от 25.04.1941 г.

В Токио т. Рамзаю

Вашей задачей является своевременно и достоверно освещать военные и политические мероприятия японского правительства и высшего командования. Влиять и подталкивать Коноэ, Отт и др. лиц в Вашу задачу и Отто не входит и заниматься этим не следует.

Директор».

Концовка фразы шифртелеграммы «… заниматься этим не следует» звучала отнюдь не как отповедь или запрет. Подобная формулировка оставляла свободу маневра для исполнителя, обладавшего стратегическим видением проблемы в отличие от руководителя военной разведки.

Полученный ответ не мог остановить Зорге, который давно использовал Одзаки в качестве агента влияния на окружение председателя правительства Японии и сам выступал в качестве такового по отношению к германскому послу Отту, через него оказывая влияние на Министерство иностранных дел Германии и военное руководство рейха. Не последнюю роль в этом играл и Вукелич в агентстве «Гавас». Первые шаги Зорге предпринял еще в июне 1940‐го – через германского посла Отта рекомендовал Министерству иностранных дел рейха предложить Японии «начать захват Индокитая».

В этом, собственно, и признался Зорге в своих «Тюремных записках», допуская определенное лукавство в части «беспрекословного» выполнения запрета Центра: «Мне было строго запрещено Москвой заниматься другой деятельностью, кроме разведки, а именно – пропагандистской и организационной работой, имевшей политический характер.

Поэтому моей группе и мне совершенно не разрешалось предпринимать какого-либо политического воздействия на любых отдельных лиц или на организации. Мы беспрекословно выполняли этот запрет, но допускали одно исключение: мы активно воздействовали на мнение людей в отношении мощи СССР. Пусть даже это нарушение, но совершенно неразумно соблюдать общие ограничения, ничего не предусматривающие в отношении подобных экстраординарных случаев. Если бы Одзаки и я в качестве советников, опытных советников-специалистов по политическим проблемам, принижая мощь СССР, подтвердили общее мнение, тогда низко ее оценивавшее, наша позиция сразу стала бы опасной. Именно поэтому наша группа заняла особую позицию по вопросу оценки мощи Советского Союза. Однако, поступая таким образом, мы не вели пропаганды в пользу Советского Союза. Обращаясь к отдельным людям и к целым слоям общества, мы рекомендовали осмотрительнее оценивать мощь СССР. Мы убеждали их, не умаляя мощи Советского Союза, стараться решать японо-советские проблемы мирным путем.

Одзаки, Вукелич и я на протяжении нескольких лет стояли на этих позициях. Однако с 1941 года стали усиливаться голоса в пользу войны с СССР. Я направил в Москву единственный запрос, поскольку Одзаки выразил уверенность, что сможет, умело обойдя указанные выше ограничения, повлиять на близких ему людей и активно содействовать становлению мирного курса Японии по отношению к СССР. Он был убежден, что, настойчиво пропагандируя теорию против войны с СССР в группе Коноэ, можно добиться поворота японской экспансионистской политики в южном направлении (здесь и далее выделено мной. —М.А.).

Мой запрос был сделан в самой общей форме, чтобы сохранить возможности для активных действий Одзаки и других членов группы, но ответ Москвы был отрицательным. Правда, в нем прямо не запрещались подобные действия, но указывалось, что в них просто нет необходимости. После начала войны Германии с СССР в 1941 году обстановка становилась все более напряженной. В этой ситуации я подумал, что, даже не истолковывая ответ Москвы как не обязательно категорический, ничто не мешает действовать в рамках моей компетенции. А рассматривая формулировку “нет необходимости” в более широком смысле, я посчитал, что нам определенно не запрещено заниматься вышеуказанной деятельностью.

Поэтому я не препятствовал активным действиям Одзаки в группе Коноэ. Более того, я сам решительно взялся за работу среди немцев, учитывая, что моя позиция по этим вопросам оставалась неизменной в течение нескольких последних лет»[552].

Развитие событий на Дальнем Востоке и Тихом океане в дальнейшем пошло именно по тому сценарию, за который боролись Рихард Зорге и его соратники. Естественно, было бы ошибочно считать это исключительно результатом их усилий. Однако следует подчеркнуть, что Зорге «сотоварищи» предвосхитили вектор развития ситуации и подталкивали события именно в этом направлении.

«Аргументы, которые он (Ходзуми Одзаки. – М.А.) использовал, в основном сводились к следующему. – Писал Зорге в своих «Тюремных записках». – СССР не имеет намерений воевать с Японией. Даже если Япония вторгнется в Сибирь, СССР будет только защищаться. Если Япония нападет на Советский Союз, это будет близорукий и ошибочный поступок. Даже если в ходе такой войны Япония захватит Восточную Сибирь или ее западную часть, она не будет иметь никаких политических и экономических выгод. Вероятно, США и Великобритания будут приветствовать то, что Япония втянется в водоворот этой войны, и, после того как она исчерпает свои резервы нефти и железа, нападут на нее, выбрав благоприятный момент. Между тем, если Германия победит СССР, Сибирь, пожалуй, “упадет в карман” Японии, даже если она и пальцем не пошевелит. Если же Япония намерена продолжать экспансию куда-либо еще, кроме Китая, то южное направление является выгодным для этого…

Одзаки такими аргументами старался смягчить напряженную обстановку 1941 года. Я не знаю, использовал ли он какие-либо другие способы, кроме этих. Думаю, что он, как и я, при всяком удобном случае противодействовал общей тенденции, заключавшейся в поверхностной оценке мощи СССР и пренебрежительном отношении к нему как к противнику. Несомненно, в своих беседах с людьми он указывал на уроки Халхин-Гола и просчеты Гитлера в войне с СССР».

Воздействие на принца Фумимаро Коноэ осуществлялось Ходзуми Одзаки через молодых интеллектуалов из окружения премьер-министра, в первую очередь, через Кинкацу Сайондзи, внука всесильного гэнро («государственного старейшины») Киммоти Сайондзи; депутата парламента Кэна Инукаи, сына убитого во время мятежа 15 мая 1932 г. премьер-министра.

На допросе 12 марта 1942 г. Одзаки показал: «… Поскольку у меня были контакты с влиятельными в политике людьми из окружения Коноэ, я считал, что в некоторой степени мог вести политическую пропаганду и работать в защиту Советского Союза. Об этом я сказал Зорге примерно в 1939 г. На это Зорге ответил мне тогда, что лучше не заниматься такими политическими действиями, так как они выходят за рамки нашей основной разведывательной работы». После 1939 г. подход Зорге к попыткам оказать влияние на внешнюю политику Японии изменился.