Минус всей моей жизни - Наталия Александровна Матвеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Люди меняются, отец. – серьезно, вдруг успокоившись, сказал Сергей, отходя к окну. – Я многое понял о себе и о своей жизни и хочу теперь поступать правильно. Так что мое решение окончательное, отец. А теперь – иди домой, не мешай работать. – грозно проговорил Сергей, а Виктор Петрович, не помня себя от гнева, снова заорал на предельно допустимых децибелах:
– Что-о-о?!? Идти домой??? Значит так, Сергей, если ты не заберешь документы, если пустишь псу под хвост из-за своего мимолетного увлечения мой бизнес, я запрещу тебе появляться в нашем доме и отрежу доступы к любым источникам доходов, ты усвоил это??? Ты больше НЕ БУДЕШЬ МОИМ СЫ…
– ВИТЯ!!! – отчаянно и тоже гневно крикнул женский голос, и на сцене драматического театра появилась мама Сережи, торопливо вбегающая в кабинет и тревожно и озлобленно глядящая на мужа. – Немедленно остановись!! Что ты делаешь??? Оставь, оставь его в покое, дай ему жить своей жизнью, прекрати угрожать ему и манипулировать им, он – ТВОЙ СЫН, и НЕВАЖНО, сколько ошибок в своей жизни и каких он сделал!!! Ты слышишь меня???
– Тамара! Не лезь!!! – проорал Виктор Петрович, глядя на жену пылающими глазами. – Твой сын хочет рискнуть всем ради какой-то рыжей прости…
– Виктор!!! – гневно крикнула на него мама и показала на дверь. – Ты все сказал, теперь иди в машину и жди меня! Ну??
Надо сказать, отец Сережи в своей жизни слушался лишь одного человека в целом мире – свою жену Тамару Николаевну Минаеву, которая, несмотря на почти шестьдесят лет, была очень энергичной и ухоженной: ее темно-каштановые волосы всегда укладывались в какой-нибудь элегантный узел на затылке, лицо, слегка округлое, но очень гладкое, никогда не появлялось на людях без идеального макияжа, а на полноватой к своим годам фигуре неизменно сидел деловой, строгий костюм.
Виктор зарычал от негодования и бешено полетел к выходу, громко распахнув дверь и стремительно оказываясь в секретарской. Там он вдруг остановился, и Сергей, мгновенно ощутив тревогу в сердце, заметил, как он пристально и гневно оглядывает Женю, после чего эффектно поднялся указательный палец, и он заорал:
– Ты!!!
Сергей хотел было выбежать, стремясь защитить Женю на случай, если отцу вдруг приспичит выпустить пар, но он, ничего больше не говоря, умчался в коридор, в сторону выхода из фирмы.
Сережа нахмурился, гневно и опустошенно отвернувшись к окну и кусая губы, злясь на эту идиотскую, уничтожающую его со всех сторон сразу ситуацию, а мама подошла к нему и, положив руку ему на плечо, проговорила:
– Не волнуйся, Сережа. Ты никогда не перестанешь быть частью нашей семьи, никогда не перестанешь быть моим сыном, и я всегда, слышишь? – она внимательно заглянула в его больные, уставшие глаза. – Всегда буду поддерживать тебя и любить.
Сергей печально ухмыльнулся, испытывая благодарность к маме, а она вдруг с веселым любопытством спросила:
– Так она… та девушка, действительно стоит того, чтобы ты доводил своего отца до состояния зверства и разрушительного гнева???
Сергей пожал плечами, устало глядя на маму.
– Я не знаю. Я просто люблю ее и все. А значит, мне не важно, какой будет цена за нее.
Мама вдруг счастливо улыбнулась и обняла его, нежно, тепло… Сергею так недоставало этих эмоций в последние месяцы… Он с удовольствием чмокнул ее в щеку и проговорил:
– Иди. А то отец машину разнесет там в одиночестве. Кто-то же должен его остановить.
Тамара Николаевна тихо рассмеялась и проговорила:
– Ладно, пойду. И, Сереж… Я очень за тебя рада. – тепло и нежно проговорила она и двинулась к выходу, но, оказавшись в секретарской, она вдруг тоже остановилась напротив стойки, и Сергей увидел, как расширились в изумлении и внезапной догадке ее глаза, и она тихо прошептала, прикрыв рот ладонью:
– Ой… Рыженькая… – она обернулась на Сережу, который испытал неловкость и смущение перед Женей, и поспешил махнуть маме руками, поторапливая ее:
– Иди, иди, мам, давай! Отец ждет!
– Так это… это… – заговорилась от внезапного волнения Тамара Николаевна, снова с изумлением и восторгом уставившись на Женю, а та, Сергей не видел ее из кабинета, но понял по ее голосу, видимо, пришла в недоумение по поводу такой странной реакции его мамы на себя и с волнением проговорила:
– Меня зовут Женя. Я могу вам чем-то помочь? У вас все в порядке? – с тревогой и искренним переживанием прощебетал ее голос, а Сергей вновь испытал прилив неистовой тяги к ней, жадно впиваясь в ее голос и тяжело вздохнув.
Мама вдруг с широкой, счастливой улыбкой посмотрела на Женю и тихо и задумчиво проговорила:
– Женя… Нет, нет, не волнуйтесь, все хорошо… Женя… – и, бросив мельком какой-то странный, сияющий удовольствием взгляд на отчаянно махавшего ей Сережу, улыбнувшись и окончательно утвердившись в своей догадке, она тоже пошла в сторону выхода, так и продолжая счастливо улыбаться, будто только что познакомилась с самим солнышком.
Глава 20. «Плюс»
«Возвращайся ко мне крышами,
Тротуарами, взглядами,
Проводами провисшими
И столбами распятыми.
Одиночеством берега
На экране той осени,
Красно-жёлтой истерикой,
И улыбками просеки…
Возвращайся ко мне мыслями
Одинокими, упрямыми,
Электронными письмами
Безответными, пьяными.
Коридорами верности,
Лабиринтами памяти,
Камышовою нежностью
В тихой солнечной заводи.
Возвращайся отравой, потускневшими травами,
Возвращайся в словах и без слов,
Из немой фотографии улыбкою, взглядом,
Переулками выцветших снов.
Возвращайся!
Возвращаться – не каяться,
Возвращаться – быть вечными,
Возвращаться – не стариться,
Оставаясь конечными.
Возвращаться – не выстоять,
Возвращаться – быть слабыми,
Возвращаемся к пристаням
Кораблями усталыми…
Возвращайся!
Возвращайся отравой, потускневшими травами,
Возвращайся в словах и без слов,
Из немой фотографии улыбкою, взглядом,
Переулками выцветших снов.
Возвращайся! Возвращайся… Возвращайся…»
Женя сидела в своей машине перед зданием завода, раскрыв водительскую дверь и подставившись в расслабленной позе теплому солнышку, уже который день качающему права на вступление в жаркое лето.
Вытянув ноги, обутые в красные кеды, на тротуар и почти не шевелясь, не думая о том, что полу-лежачее положение в автомобильном кресле может помять ее черную строгую юбку и светло-голубую блузку без рукавов, нежно огибавшую очертания ее тела и заправленную в ту же самую юбку, Женя