Пляска смерти - Лорел Гамильтон

Вампиры гнали девушку по сцене – отлично срежиссированнаяигра в кошки-мышки. Вампиры бросались на нее, своей неимоверной быстротой мешаяей покинуть сцену. Она уже будто почти пробегала мимо, но вдруг вампир хваталее за руку и отбрасывал назад, и она изящно скользила по сцене. Интересно, каку нее белое трико при этом оставалось белым.

Адонис устремился вперед – я ощутила его движение. Онмедленно спускался к сцене, будто на проволоке, невероятно медленно. Не какхищная птица – скорее как возносящийся святой, только не возносился, анисходил. Он коснулся сцены – и танцоры замерли. К его руке, будто по команде,подошел какой-то рыжий вампир. Танцоры разбились на пары и стали танцеватьвокруг девушки. Она уже не просила о помощи – отчаялась. Свернулась, сияя какбелая звезда в центре круга разноцветных вампиров.

Они танцевали, показывая, что традиционным балетом тожевладеют. А потом изменилась музыка. Пары раздвинулись пошире, и сцена всебольше и больше начинала походить на эстраду «Запретного плода», чем на балет.Все это было красиво, изящно, хищно, но еще и очень сексуально. Ничего такого,за что можно было бы арестовать, но точно так же, как эти актеры умели жестом ивидом изобразить злобу, жалость, презрение, так же они показывали сейчас секс.

Девушка спрятала лицо в ладони, будто выше ее сил былосмотреть. Над нею встал Адонис, и она подняла к нему испуганное лицо, медленно– как поднимают взгляд актеры в фильме ужасов, услышав шум, когда знаютоткуда-то, что это чудовище, и что оно уже рядом. Вот с этим выражением лица, сэтим ужасом, выраженным всем телом, смотрела она на стоящего над ней красавца.Как бы ни был он красив, она заставляла зрителя видеть его уродливым, опасным,страшным.

Он схватил ее за руку, и они начали медленный танец, когдаон наполовину волочил ее, а она старалась быть от него подальше. Отвращение кего прикосновениям, нежелание их кричали в каждом ее движении. Но он победил,как и понятно было. Он рывком притянул ее в объятия и взлетел к небу, полетел сдевушкой в руках над зрителями, а она отбивалась и колотила его кулачками, итогда он ее бросил – и она вскрикнула, в голос, но тут же ее поймал другойвампир, прямо над головами сидящих, и публика ахнула и вскрикнула вместе с ней.Вампиры стали играть с девушкой – по очереди взмывая в воздух и выпускаяотбивающуюся жертву, она стала цепляться за вампиров, а они отрывали ее руки отсвоей одежды и швыряли ее в воздух. Потом ее снова поймал Адонис и прижал ксебе. Когда они пролетали над нами, я заметила, что на ее лице блестят слезы.Адонис схватился за сияющий водопад ее волос, намотал на руку, оттянул ейголову, открывая точеную шею, и изобразил укус. Потом перебросил ее следующемувампиру, тот тоже укусил ее, и вампиры сомкнулись вокруг нее в воздухе тугимшаром рук и ног. Когда они рассыпались снова, на ее шее виднелись точкиискусственной крови, и девушка уже рвалась к вампирам. Обнимала их благодарнымируками, и начался настоящий жор. Из рук в руки, от одного к другому, мужчина,женщина, снова мужчина, пока лица вампиров не измазались кровью, а платьедевушки стало похоже на простыню пострадавшего в аварии. От искусственной кровиплатье стало прилипать к ее телу, видны стали мышцы, тугие маленькие груди.Манящее и невыносимое зрелище.

Зрители застыли в молчании, когда вампиры снова приземлилисьна сцену и окружили девушку, скрывая от взглядов. Возникла иллюзия, что все онижрут одновременно, хотя я знала, что технически это невозможно. Слишком многодля этого ртов.

На сцену, крадучись, поднялся новый вампир. Темноволосый, сеще более темной кожей, бледной, но трудно было сказать, грим это или егоестественный тон. Он отогнал остальных вампиров прочь, увидел окровавленныйполутруп – и зарыдал, плечи его затряслись.

Адонис над ним засмеялся – сценическим смехом, запрокидываяголову.

Темный вампир поднял лицо, искаженное гневом, и они сАдонисом стали танцевать по сцене, танцевали вокруг окровавленного тела.Остальные вампиры исчезли за сценой, и остались лишь двое танцующих мужчин. УАдониса были мышцы рельефные, темноволосый был высок и тощ, и так грациозен,как я в жизни не видела. Он двигался, как олицетворение воды, и даже это ещебыло слабо сказано.

Танец Адониса казался рядом с ним неуклюжим, человеческим.Где-то в разгаре этого представления я поняла, что передо мной Мерлин.

Танцевальный бой он выиграл – именно бой это был. Онидрались в воздухе и на земле, и это казалось реальным. Реальная злостьощущалась в этом бою, и я подумала, излучает ли кто-нибудь злость на публику,или же они действительно друг друга терпеть не могут, а сценический бой даетвыход этому чувству.

Адонис был повержен, хоть и не убит, и Мерлин один осталсяна сцене над телом своей возлюбленной. Он склонился к ней, поднял на колени,укачивая. У меня горло сдавило, черт побери. Он рыдал, и я едва не рыдала с нимвместе. Жан-Клод что-то такое делал с посетителями своего клуба, но такмастерски у него не получалось. Я ни разу еще не видела, чтобы кто-то так здоровопроецировал эмоции.

Справа на сцену вылетела толпа с факелами и арбалетами.Рыдающего вампира застрелили – арбалетный болт, как по волшебству, вырос в егогруди. Даже зная, что это всего лишь театральный фокус, трудно было отвлечьсяот впечатления, что все на самом деле. Он рухнул на тело убитой возлюбленной, ипятна света закружили вокруг мертвых любовников. Он умер, держа ее в объятиях,будто даже в смерти хотел ее защитить.

Толпа набежала, и плачущий человек, который застрелилвампира, поднял на руки убитую девушку, а какая-то женщина из толпы сталавторить его рыданиям. Родители, наверное, подумала я. Они держали ее на руках,как держал ее только что убитый вампир. Так, плача, они унесли ее за сцену,оставив мертвого вампира.

Минуту сцена была пуста, потом вернулись вампиры, крадучись,осторожно, в страхе. Как будто мертвый вампир внушал им ужас. Адонис склонилсянад ним, коснулся лица – и заплакал, взял мертвого на руки, прижал к себе.Потом вознесся к небу, и вампиры полетели прочь за своим сраженнымпредводителем, взлетели, рыдая под музыку плачущих с ними скрипок.

Опустился занавес, и настала полная тишина. Потом публикавзорвалась криками и аплодисментами, шумом всех видов. Зрители повскакали смест, и занавес поднялся снова. Первыми вышли люди, хор, но публика стояла наногах. Когда вышел на сцену Адонис, овации стали громче. Когда на поклоны вышлидевушка и Мерлин, крики заглушили аплодисменты. На балете обычно не кричат, носегодня было исключение.

Девушке и Мерлину поднесли розы, не один букет, разныхцветов. Актеры кланялись и кланялись, и наконец публика затихла. Только тогдаопустился занавес, и танцоры вышли под утихшие аплодисменты и говор зрителей,спрашивающих друг друга: «Вы видели то, что видел я? Это было настоящее?

Балет мы пережили. Оставалось только пережить прием послебалета. Вечерняя программа только набирала силу, черт бы ее побрал.

Я сидела в кабинете Жан-Клода в «Данс макабр». Тут было всетакое элегантное черно-белое, только кимоно и веера в рамах на стенах цветные.Я сидела за элегантным черным столом Жан-Клода, выдвинув ящик – в этом ящике уменя лежал запасной пистолет. Пока мы ждали, я его зарядила серебряными пулями.Рядом со мной сидел Ашер, поставив кресло так, чтобы он мог до менядотронуться. Это из-за него заряженный пистолет лежал в ящике, а не на столе навиду и не у меня в руке. Ашер опасался, как бы дискуссия не стала слишкомгорячей. Дамиан стоял от меня с другой стороны, положив мне руку на плечо.Прикосновением он передавал мне спокойствие, и оно, наверное, было причиной,что Ашер выиграл спор про пистолет. Другая причина к тому стояла, прислонившиськ двери: Клодия, Истина и Лизандро, и вид у них был очень профессиональный. Агде был Жан-Клод? Где-то там, очаровывал прессу, и Элинор, как менеджер клуба,с ним. Для таких публичных мероприятий она была куда лучшей хозяйкой, чем я.Кроме того, у меня было здесь другое дело, о котором человеческой прессе ненадо было знать.