Источник - Джеймс Миченер

Наконец подал голос и сам Нааман:

– Игал, брат мой, спутник моей юности, я позабочусь, чтобы после нашего ухода земля обрела прежний вид и мой город выжил. – Старик пошаркал ногами, давая понять, что он хорошо понимает, что им надлежит сделать, и Игал задумался: «Неужели он знал об этом плане, когда я возражал против кипящего масла?»

Игалу не довелось получить ответ на этот непростой вопрос, потому что той же ночью началась прокладка узкого туннеля, который шел от источника наверх. Через несколько футов беглецы наткнулись на мощное монолитное перекрытие, которое Удод тысячу лет назад утопил в земле, и им пришлось рыть обходной путь; но наконец, когда Веспасиан, Тит и Траян собирали все свои силы, готовые обрушиться на обреченный город, безлунной ночью беглецы выкинули на поверхность последний слой земли.

Иосиф отдал приказ, чтобы этой ночью на стенах не толпился народ, но Игал решил, что он должен сам убедиться в благополучном исходе побега. Поэтому, когда спустились сумерки, он накинул талес и дома предался обычной вечерней молитве, после чего поиграл с голодными внучатами, пока им не пришло время спать. Улыбнувшись им в последний раз, он одобрительно посмотрел, как жена приводит в порядок стол, на котором появлялось все меньше и меньше еды. Ближе к полуночи он осторожно вошел в маленький домик у спуска в шахту, где наконец встретился с генералом Иосифом и равом Нааманом. Хотя тот стал согбенным стариком, его слезящиеся глаза смотрели далеко в будущее. Вслед за Маркусом эти два еврея, столь нужные городу, подошли к шахте, ведущей к источнику, и Нааман благословил Игала:

– Бог как-то спасет этот город и своих возлюбленных евреев.

Солдаты помогли старику спуститься в туннель.

Так Иосиф ступил на порог своей блистательной карьеры, которая потрясла Рим, – он предал евреев Галилеи и с сорока выжившими в боях спутниками скрылся из Иотапаты в пещере. Прикрываясь ими, он дрался так, чтобы последним остаться в живых, и, когда все вокруг него полегли, он сумел скрыться. Иосиф сдался Веспасиану, и, когда римлянин был готов обречь его на смерть, он, подобно древнему пророку, закричал, что видит Веспасиана императором Рима, а вслед за ним и Тита; в результате он стал как бы негласным приемным сыном Веспасиана и взял его имя, под которым помог римлянам сокрушить евреев в Иерусалиме и нанести страшный урон народу; в Риме он жил в доме Веспасиана, как почетный гражданин империи, получающий от нее пенсию; он был личным доверенным лицом трех императоров подряд – Веспасиана, Тита, Домициана – и смог пережить их всех; имея таких покровителей, он написал несколько выдающихся книг, которые чернили евреев и превозносили римлян, но в то же время он в своих писаниях вдохновенно воспел иудаизм, так что большая часть того, что мы знаем о четырехстах годах жизни евреев, вышла из-под его талантливого пера: и когда наконец подошел срок его смерти, он уже успел неоднократно воспеть себя, как надежную, блистательную, преданную и героическую личность – это был тот самый молодой генерал, который, стоя на краю спуска к источнику, протянул руку Игалу и сказал ему:

– Я подниму всю округу. Я буду разить Веспасиана повсеместно, и Макор никогда не падет. – На прощание он поцеловал Игала и сказал людям, которых предавал: – Не плачьте по мне. Я храбрый солдат и рискну пройти этим путем. – После этих слов он спустился в провал.

Игал со стены, прячась от взглядов римских часовых, всматривался в темноту, заполняющую вади. Он не знал, в каком месте вздыбится земля, и с трудом разглядел во мраке безлунной ночи, как из-под земли появились три смутные фигуры. Он не мог отличить одного от другого, если не считать, что один из беглецов остался у норы, ногой сбрасывая в нее землю, чтобы замаскировать отверстие, но другой потащил его за собой, чтобы тот не подвергал опасности их побег.

– О господи! – прошептал Игал про себя. – Они не закрыли дыру. – В волнении он дождался рассвета и в первых же его лучах видел, как их предали. Даже со стены он различал красноречивый холмик земли и темное пятно провала. – Через час римляне его найдут, – простонал он, понимая, что, как только это случится, враги спустятся к источнику, и город будет потерян.

Игал быстро собрал всех женщин и послал их вниз носить воду, чтобы все емкости были заполнены, чтобы все сосуды в домах были залиты водой, но в тот день римляне так и не нашли путь бегства. Каждое утро Игал поднимался на стены, стараясь не смотреть на зияющую рану земли, и каждое утро благодарил Бога за то, что римляне пока не замечали ее. И снова генерал Иосиф оказался прав: промедли еще рав Нааман у отверстия в попытках скрыть его, он мог бы подвести всех беглецов; Иосиф правильно предположил, что римляне не обратят внимания на обыкновенную дыру в земле.

Наступил последний день осады. Убедившись, что оливковое масло у евреев кончилось, Веспасиан снова подтянул к стенам осадные башни, а огромные баллисты начали безостановочно обстреливать город, калеча и убивая многих евреев, которые пытались защищаться на стенах. Теперь уже римляне и евреи больше не перекликались между собой; атакующие жестоко и неуклонно шли вперед, полные суровой решимости снести эти высокие каменные строения и покончить с ухищрениями евреев, которые пытались отбросить их. И каждый день приближал неизбежный конец.

После бегства Иосифа и рава Наамана оборона города целиком легла на плечи Игала, и, хотя несколько дрогнувших евреев пришли к нему с советом капитулировать, он сказал:

– Жизнь человека зависит от того, на первом ли месте у него вера в Бога. Мы были мертвы с того дня, когда принесли свои жизни, чтобы остановить Петрония и его статуи Калигулы. И что бы ни произошло в эти недели это не важно, ибо если мы погибнем, то падем, храня верность ь нашему завету с Богом. – Он решил не тратить время на разговоры о сдаче, и человек, который продолжал настаивать на ней, был по приказу Игала связан. Окружающие оценили серьезность и достоинство этого обыкновенного скромного человека – не владея ни клочком земли, он олицетворял дух города, в котором был и военачальником, и священнослужителем, и советником.

Каждый вечер он молился в кругу своей большой семьи, глядя на многочисленных внучат с такой любовью, какой никогда не знал раньше.

– Мы избраны Богом, – говорил он, и, если бы его спросили, почему он так настаивает на обороне Макора, Игал бы ответил: «Человеку не дано понять смысл тех трудов, которые Господь возложил на него в этой жизни, но, каковы бы они ни были, он должен исполнять их как можно лучше и с верой».

В тот день, когда всем стало ясно, что на рассвете следующего утра город должен пасть, Игал в последний раз собрал свою семью, чтобы обсудить, как должен вести себя настоящий, еврей.

– Вам, дети мои, придется провести жизни рабами в каких-нибудь далеких странах, – сказал он, сдерживая свои чувства, – и вам будет трудно оставаться евреями. Но если запомните всего две вещи, то вам удастся куда легче хранить веру. Нет Бога, кроме Бога. У него нет ни помощников, ни формы, ни личности. Он Бог, единый и единственный. Второе, что вы никогда не забудете, – Бог избрал Израиль для особой задачи и возложил на него особую ответственность. Исполняйте как можно лучше и то и другое.