Открытие себя - Владимир Савченко

Мегрэ и Долгопол тоже стояли навытяжку. Оба ждали, что НООС сообщит им по делу. Но продолжения не последовало.

– Как, – сказал комиссар, – это все? Но… неужели столь обширная клиен… пардон, агентура не вывела вас на след?

– Никак нет, эксцеленц! Собранные сведения недостаточны, необходимо продолжать работу. Надеюсь на вашу помощь и проницательность, эксцеленц!

– Вольно, – произнес комиссар. – Приблизьтесь. Как же тебя зовут, милочка? – Он взял подошедшую блондинку за подбородок.

– Лили, мсье. – Ее глаза кокетливо просияли. – Всегда к вашим услугам, мсье!

Не было в истории Кимерсвильского ОБХС более странного совещания, чем то, которое состоялось на следующий вечер. Не только по составу участников: два землянина – Звездарик и Вася, марсианин Виа-Скрип, суперграндец НООС и галактический агент неопределенного происхождения, но и по месту: в номере люкс красотки Лили. Семен Семенович решил прикинуть, насколько апартаменты мадам подойдут для сбора информации от ее клиентов – путем подслушивания и съемки.

Дорогие ковры в темно-красных узорах на полу в гостиной (гостям пришлось переобуться в предложенные хозяйкой комнатные туфли), овальные зеркала в бронзовых рамах, скрытое в стенах тепло-желтое освещение, которое молодило всех, шкаф-бар с обилием напитков. Через раскрытые двери спальни был виден туалетный столик, сплошь уставленный парфюмерией, и главный предмет – широкое ложе, оформленное под носовую часть старинного парусника, ковчег любви, обитый розовым шелком. Сама хозяйка, подвитая и надушенная, была в вечерней спецодежде – стеганом халатике телесного цвета с кружевной оторочкой; он то и дело распахивался, показывая то край короткой рубашки, то вырез вверху, такой головокружительно глубокий, что взглянувшего тянуло туда, как в пропасть.

Словом, обстановка была крайне неофициальная.

Мегрэ благодушествовал в глубоком кресле, попыхивал трубкой. Витольд Адамович рассматривал бар. Вася Долгопол был несколько не в себе, сидел на стуле, подобрав ноги, а когда Лили проходила близ него, обдавая душистым теплом, весь внутренне сжимался. Хозяйка хлопотала: приготовила кофе, разлила его по золоченым чашечкам, выставила к нему початую бутылку коньяку «Наполеон», рюмочки.

Витольд – как ни грозил ему взглядом начотдела – налил себе до краев. Один Семен Семенович пытался направить ход совещания. Узнав о похождениях НООСа, он кипел от возмущения и хотел ясности.

– Так как же это все-таки получилось, – вопрошал он, наклоняясь вперед и багровея лицом и лысиной, – уважаемый… уважаемая? – не знаю, как вас теперь и величать, что более чем за месяц пребывания у нас в Кимерсвиле инкогнито… и не просто пребывания, а довольно, кхе-гм, бурной деятельности, вы ни на шаг не приблизились к решению задачи, ради которой прибыли? Главное дело, вращались-то вы среди того злачного люда, который почти наверное к Ψ-махинациям причастен. Как же так? Извините, но у нас в подобных случаях ставят вопрос о служебном несоответствии.

Говоря это, Звездарик поглядывал на Мегрэ, искал у него поддержки.

Не по душе пришлась НООСу его речь. Настолько не по душе, что сквозь очаровательный облик Лили на минуту проглянуло что-то беспощадно жестокое, сухое и даже, как показалось Васе, крючконосое; сам голос изменился.

– Совершенно не по рангу вам, агент без номера, ставить мне такие вопросы! Что же до несоответствия, то свое вы давно доказали: это при вашем попустительстве… и по вашей вине! – совершаются хищения сутей. Да за одно это вас!.. Вы думаете, если я здесь такая… общедоступная, – голос снова изменился, стал слезливым, – так вы можете себе все позволять! Слабую женщину… даже у нее в гостях… – Она всхлипнула. – Только один… единственный среди всех, безмерно мощный и бесконечно мудрый, наш Могучий Пожизненный Шеф, тик-так, тик-так, ура, кукареку! – Голос Лили сделался стальным, она вздернула подбородок, лязгнув челюстями. – Только он вправе потребовать от меня отчет. И я ему его дам. Он поймет!.. – И опять в голосе слеза и надрыв.

В ней будто боролись две личности. «Занятно!» – подумал Витольд Адамович, допивая коньяк.

Во время речи Лили тоже поглядывала на Мегрэ, ожидая, что он примет ее сторону. Тот слушал, все понимал и молчал. Он сочувствовал Звездарику, но не осуждал и НООСа. Комиссар понимал его-ее, может быть, даже лучше, чем суперграндец сам себя в данной ситуации. Вся загвоздка была в теле – в этом хлипком, полужидком, меняющемся и, самое главное, очень чувствительном ко внешним и внутренним раздражениям белковом теле. Большую часть ощущений его информационная (нервная) система превращает из простых сигналов о мире и своем состоянии в приятные и неприятные, в «удовольствия» и «неудобства»… и так вплоть до «выгод» и «потерь», «побед» и «поражений», «счастья» и «горя». В известной мере такие искажения объективного свойственны и другим существам, в небелковых телах, но здесь они доведены до такой крайней степени, что странно не то, что Лили-НООС свихнулась с пути, а что все земляне не свихиваются. Ведь «приятное» – то, чего хочется побольше, а «неприятного» – поменьше. За громким возмущением Звездарика и тихим, но вполне ощутимым Васи Луковича – многовековой опыт разумной жизни в таких телах, породивший моральные нормы, умение сдерживать себя «во страстех». Но у НООСа ничего этого нет. Вот и…

«Кстати, – думал Порфирий Петрович, – а каковы эти ее, Лили, удовольствия, что, предлагая их, она идет нарасхват? Неужели сильнее моих?»

(За сутки жизни в белковом теле он тоже кое-что отведал – сверх удовольствий еды и питья. Придя вчера вечером в свой номер, комиссар отворил окно, не захлопнув дверь. Получился сквознячок – он чихнул. Тело чихнуло.

Ощущение было настолько бодрящее, приятное, что он и не стал закрывать дверь, настроился – и расчихался так, что к номеру начали сбегаться люди. Позже, перед отходом ко сну, он, согласно инструкции, решил вымыть ноги: напустил в ванну теплой воды, сел на край, погрузил в нее натруженные за день ступни.

Ощущение было просто небесное, а когда принялся разминать пальцы, массировать подошвы, так даже челюсть отвисла от удовольствия.

Теоретически агент понимал, в чем здесь дело: ноги людей суть бывшие обезьяньи лапы, которые обслуживала столь же богатая нервная сеть, как и нынешние их руки. Теперь ноги выродились в подставки для ходьбы, нервная сеть не нагружена и с чрезмерной активностью воспринимает любые сигналы, нарушающие ее застой. Но теория – одно, а отвисшая от наслаждения челюсть и довольное сопение – совсем другое.)

Кроме того – стремление к первенству, думал Мегрэ, снисходительно поглядывая на хозяйку номера. На Суперграндии НООС был первым заместителем МПШ, естественно и здесь, коли так вышло, стать не какой-нибудь, а первой шлюхой города. Натуру не переделаешь. Ишь, довольна, что принимает нас с шиком: в люксе, кофе в золоченых чашечках, коньячок…

– Кстати, – молвил наконец комиссар, – как там у вас сейчас дела? Расскажите.

Лили села, облокотясь белой рукой о столик, горестно вздохнула. Дела на Суперграндии плохи. Мало того, что Могучий Шеф под натиском придворных подписывает любые указы, которые те составляют в своих интересах и для ущемления противников, как бы эти указы ни противоречили один другому. Мало того, что он, поддаваясь наветам, интригам, давлениям, то лишает своего расположения одних приближенных (а тем и постов, званий, наград), отдает его другим, то – под влиянием новых наветов и интриг – передумывает, низвергает возвышенных, возвращает опальных или заводит новых фаворитов… из-за чего при дворе и в министерствах полный хаос, никто не знает, кого следует бояться и кем помыкать. Но и в семейной жизни МПШ идет полный развал. Его ГСПЖ-А, Главная Сидящая по Правую руку Жена, почуяв слабину, первая завела себе любовников среди молодых офицеров двора… да-да, не одного, а несколько!