Приключения Кавалера и Клея - Майкл Чабон

Роуз Саксон появлялась мало-помалу, поначалу одалживая Сэмми свою кисточку лишь время от времени, без подписи и без всякого упоминания, для рассказа или обложки, которые она расстилала прямо на обеденном столе в кухне. У Розы всегда была твердая рука, сильная линия, хорошее чувство светотени. Поначалу такая работа проделывалась в режиме бездумного кризиса — всякий раз, как у Сэмми случался затор или нехватка рабочих рук, — но вскоре Роза поняла, что испытывает нешуточную тоску по тем дням, когда у Сэмми что-то для нее находилось.

А затем, однажды вечером, когда они лежали в постели и разговаривали в темноте, Сэмми сказал Розе, что ее работа кистью уже далеко превзошла работу всех тех лучших людей, каких он только мог позволять себе нанять для этого жалкого «Голд Стара». Он спросил ее, не подумывала ли она о карандашных рисунках; о макетах; о реальном написании историй и рисовании комиксов. Сэмми объяснил Розе, что Саймон и Кирби как раз в тот момент добились существенного успеха с новым материалом, который они состряпали, основываясь частично на подростковых вещицах вроде «Арчи» и «Свидания с Джуди», а частично на старом добром дешевом любовном романе (последним из прежних бульварных жанров, который был эксгумирован и получил новую жизнь в комиксах). Материал назвали «Молодым любовным романом». Этот роман был нацелен прежде всего на женщин, и все истории там вертелись вокруг прекрасного пола. До последнего времени женщинами как читательницами комиксов пренебрегали; Сэмми же казалось, что дамы будут вполне способны наслаждаться таким комиксом, который действительно напишет и нарисует одна из них. Роза немедленно приняла предложение Сэмми, да еще с таким всплеском благодарности, который не утих и до сих пор.

Роза прекрасно себе представляла, что значило для Сэмми вернуться к комиксам и занять должность редактора в «Голд Старе». Это был единственный момент в процессе их долгого и интересного брака, когда Сэмми встал на точку зрения своего кузена насчет следования в мир людей, сумевших спастись, совершить эскейп. Он матерился, вопил, говорил Розе всякие мерзости. Он винил ее в своем безденежье, униженном положении и даже в неопределенном состоянии «Американского разочарования». Если бы ему только не требовалось содержать жену и ребенка, да еще и не своего ребенка… Сэмми зашел так далеко, что даже собрал чемодан и ушел из дома. Когда он на следующий день вернулся, то уже в качестве главного редактора «Голд Стар Пабликейшнс Инкорпорейтед». Сэмми все-таки позволил миру опутать его последней связкой цепей и раз и навсегда забрался в тот шкаф тайн и загадок, который и представляет собой жизнь обычного человека. Он остался. Много лет спустя Роза нашла в ящичке туалетного столика билет, датированный примерно тем жутким периодом. Билет этот был на место в купе второго класса «Бродвей Лимитед» — еще одного поезда, на который Сэмми не сел.

В тот вечер, когда Сэмми предоставил ей шанс нарисовать «комикс для куколок». Роза почувствовала, что он не иначе как вручил ей золотой ключ, отмычку к ней самой, выход из томительной скуки ее существования в качестве матери и жены, сначала в Мидвуде, а потом здесь, в Блумтауне, мнимой столице Американской Мечты. Именно это стойкое чувство благодарности к Сэмми составляло одну из поддерживающих сил их совместной жизни, что-то, за что Роза могла ухватиться (словно Том Мейфлауэр за свой ключ-талисман), когда дела начинали идти совсем скверно. Истинной правдой было то, что их брак существенно улучшился после того, как Роза стала работать на Сэмми. Их жизнь уже не казалась (до некоторой степени) настолько пустой. Сэмми с Розой стали коллегами, сотрудниками, партнерами пусть в неравном, но во вполне определенном смысле. Так им было куда легче избегать слишком пристальных взглядов на запертый шкаф в самом сердце вещей.

Более непосредственным результатом предложения Сэмми стали «Рабочие девчата», «шокирующие, но подлинные истории о женщинах, делающих карьеру». Дебютировали «Рабочие девчата» на последних страницах «Шаловливого комикса», в то время хуже всего продававшегося издания из всех, выставленных «Голд Старом». Через три месяца в результате постоянно растущих тиражей Сэмми переместил «Рабочих девчат» в переднюю часть книги и позволил Розе подписывать их самым известным ее псевдонимом.[16]Несколько месяцев спустя «Рабочие девчата» уже были запущены отдельным изданием, а вскоре после этого «Голд Стар», ведомое аж тремя книжками «Любовный роман Роуз Саксон», впервые с головокружительных дней начала войны начало приносить прибыль. С тех пор, пока Сэмми перебирался из «Голд Стара» на редакторские посты сперва в «Олимпик Пабликейшнс», а затем в «Фараон Хаус», Роза, ведя неустанную и (по большей части) финансово успешную кампанию по изображению сердца того мифологического существа, Американской Девушки, к которой она в равной мере испытывала и презрение, и зависть, заполняла страницы «Сердечной боли», «Безумной любви», «Любовной болезни», «Возлюбленной», а теперь и «Поцелуя» со всей силой и разочарованием доброй дюжины лет отсутствия любви и страстного томления.

После того, как Сэмми повесил трубку, Роза еще какое-то время стояла, рассеянно крутя в руках свою и пытаясь осмыслить только что услышанное. Невесть каким образом (и это несколько ее смущало) их бездельник-сын сумел найти человека, который был его настоящим отцом. Джо Кавалера, живого и невредимого, доставляли сюда из его тайного убежища в Эмпайр-стейт-билдинг («Совсем как Дока Саваджа», — по словам Сэмми). И теперь Джо будет спать в ее доме.

Роза достала из встроенного шкафа в коридоре чистое белье и принесла его к кушетке, на которую через несколько часов Джо Кавалеру предстояло уложить свое столь памятное Розе, невообразимое тело. Входя из коридора в гостиную. Роза прошла мимо чего-то вроде звездчатой атомной тильды с зеркалом в качестве ядра и узрела там свою прическу. Тогда она резко развернулась, зашла в их общую с Сэмми спальню, положила куда попало ароматную охапку свежего белья и выковыряла у себя из головы конторские принадлежности, всевозможные железки и прочий мусор, при помощи которого она убирала волосы с лица, когда была дома. Затем Роза села на кровать, снова поднялась, подошла к своему платяному шкафу и встала перед ним. Вид ее гардероба одновременно наполнил Розу сомнением и легким весельем, которые она несколько магическим образом распознала как проистекающие от Джо. Роза уже давным-давно потеряла вкус к своим платьям, юбкам и блузкам; предметы одежды превратились просто в заученные фразы вискозы и хлопка, которые она ежедневно модулировала. Теперь же все они, вплоть до юбок, поразили Розу жуткой трезвостью и невзрачностью. Роза сняла с себя трикотажную рубашку и закатанные до колен рабочие брюки. Затем закурила сигарету и в одних панталонах и лифчике прошла на кухню. Кипа высвободившихся волос порхала вокруг ее головы, точно корона из перьев.

На кухне Роза взяла кастрюльку, растопила там полчашки масла, затем досыпала муки и загустила все в пасту. К пасте она принялась мало-помалу добавлять молоко, затем сыпанула туда соль, перец и порошок репчатого лука. Сняв наконец подливку с плиты, Роза поставила туда большую кастрюлю с водой для макарон. Затем прошла в гостиную и поставила пластинку на «хай-фай». Роза понятия не имела, что это за пластинка. Когда музыка заиграла, она ее не услышала, а когда закончилась, не заметила. Тут Роза недоуменно увидела, что кушетка не застелена. Волосы свисали ей на лицо. Затем Роза вспомнила, что когда сигаретный пепел упал в подливку, она размешала его вместе со всем остальным, как будто сушеную петрушку. А вот настоящую сушеную петрушку она как раз добавить забыла. Еще Розе было совершенно невдомек, отчего она бродила по дому в одном лифчике и панталонах.