Веяние тихого ветра - Франсин Риверс

— Почему любовь так сжигает тебя, что кажется, будто она поглотила тебя целиком, а потом, когда все проходит, остается только вкус горечи на губах?

— Не знаю, Юлия. Я сам часто об этом думал.

— С Аррией?

— С Аррией и другими, — сказал он.

Юлия слегка нахмурилась.

— Только не с Хадассой. Почему?

— Потому что она не похожа ни на одну из тех женщин, которые были в моей жизни, — тихо сказал Марк и взял сестру за руку. — Сколько рабов готовы отдать жизнь, чтобы защитить своих хозяев? Если бы не Хадасса, Кай убил бы тебя. Она преданно служит тебе, и не по обязанности, как Енох или Вития, или другие рабы, а из чувства любви. Есть в ней что–то редкое и прекрасное.

— Что–то редкое и прекрасное… — машинально повторила Юлия. — Но все–таки она рабыня.

— Если ты освободишь ее, она будет свободной.

Юлия тут же подняла на него свой взгляд.

— Она мне нужна, — поспешно сказала она, чувствуя внезапно нахлынувшее на нее необъяснимое чувство паники. — И сейчас она мне нужна, как никогда.

Марк посмотрел на ее большой живот и закивал головой.

— Тогда я подожду, — тихо сказал он, — пока не родится ребенок.

Юлия не ответила. Она неподвижно смотрела в пол, и Марк почувствовал, как его охватил какой–то странный холод, когда он увидел пустоту в глазах своей сестры.

После долгих и тяжелых родов у Юлии родился сын. Акушерка передала кричащего младенца Хадассе. Это был прекрасный, здоровый ребенок, и Хадасса чувствовала удивительную радость, когда она осторожно омывала его и натирала солью. Завернув младенца в теплые простыни, она подошла, чтобы положить его рядом с матерью.

— Твой сын, моя госпожа, — проговорила она и улыбнулась, наклонившись, чтобы передать его Юлии.

Юлия отвернулась.

— Отнеси его к ступеням храма и оставь там, — прохрипела она. — Он мне не нужен.

Хадасса испытала такое чувство, будто Юлия ударила ее.

— Моя госпожа! Прошу тебя, не говори таких слов. Ты же не хочешь этого. Это твой сын.

— Это сын Атрета, — с горечью произнесла Юлия. — Пусть он вырастет храмовой проституткой или рабом, как его отец. — Она повернулась к Хадассе. — А лучше всего оставь его подыхать где–нибудь на скале. Он вообще не должен был родиться.

— Что она сказала? — спросила акушерка, держа в руках окровавленный кусок ткани, который она ополаскивала в холодной воде. Пораженная, Хадасса отступила несколько шагов от Юлии.

— Она сказала бросить его где–нибудь в горах. — Голос Юлии прозвучал как будто из темноты.

Инстинктивно Хадасса прижала ребенка к себе.

Акушерка запротестовала:

— Но у ребенка нет никакого изъяна. Он родился здоровым.

— А кто ты такая, чтобы тут рассуждать? Мать решает, как поступить с ребенком, а не ты. — В комнату вошла Калаба, которая ждала неподалеку, когда закончатся роды. — И если госпожа Юлия не хочет его, так тому и быть. Ее право либо отказываться от него, либо оставить у себя, если она захочет. — Акушерка отступила, не смея ей перечить. Калаба перевела свой холодный и бездушный взгляд на Хадассу.

Хадасса в отчаянии склонилась над Юлией.

— Прошу тебя, моя госпожа, не делай этого! Это же твой сын. Посмотри на него. Пожалуйста. Он так прекрасен.

— Не хочу я на него смотреть! — закричала Юлия, закрыв лицо бледными руками.

— И не смотри, Юлия, — мягко произнесла Калаба, по–прежнему не отрывая своего пристального и жгучего взгляда от Хадассы.

— Моя госпожа, ты потом будешь жалеть об этом…

— Если Атрет не захотел его, то и я не хочу! Зачем он мне нужен, если всякий раз, когда я буду смотреть на него, я буду чувствовать себя несчастной? Я не по своей вине забеременела. Почему я должна страдать за какую–то ошибку? Убери его от меня!

Малыш трогательно закричал, беспомощно двигая крохотными ручонками. Его маленький ротик был открыт и дрожал.

— Убери его отсюда! — завизжала в истерике Юлия.

Хадасса ощутила холодное прикосновение пальцев Калабы и почувствовала, как та толкает ее к двери.

— Делай, что тебе говорят, — сказала Калаба. Испугавшись того, что она увидела в глазах Калабы, Хадасса вышла.

Она стояла по ту сторону двери, ее сердце бешено колотилось, ей было страшно стоять в одиночестве с ребенком, который кричал у нее на руках. Она вспомнила другого ребенка, который был похоронен там, в саду римской виллы, где не осталось даже пометки о его кратковременной жизни.

— Что же мне делать, малыш? — прошептала Хадасса, крепко прижимая ребенка к себе. — Я не могу тебя здесь оставить. К твоему отцу я тебя тоже отнести не могу. О, Боже, что же мне делать?

Она крепко закрыла глаза и изо всех сил пыталась вспомнить те слова, которые могли бы ее наставить. И вспомнила. «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы. Христовы, исполняя волю Божию от души…»

Но значит ли это, что она должна быть послушна Юлии? Значит ли это, что она должна бросить сына Атрета умирать в горах?

Исполняя волю Божию от души. В сознании Хадассы четко отпечатался этот лучик света. Божья воля, а не воля Юлии. Не темная воля Калабы Шивы Фонтанен. И даже не ее, Хадассы, собственная воля. Исполнится воля Божья.

Хадасса быстро отнесла младенца в свою комнату и тщательно перепеленала его, чтобы ему стало тепло в ее мягкой шали. Затем она снова взяла его на руки и вышла с ним из дома.

Ночной воздух был прохладным, и ребенок жалобно плакал. Хадасса прижала его к себе и стала нашептывать ему нежные слова, чтобы успокоить его. Идти Хадассе предстояло довольно далеко, но даже в это темное время она не сбилась с пути. Дойдя до нужного дома, она постучала, и ей открыли.

— Клеопа, — сказала она, узнав мужчину из собрания, которое она посещала, — мне нужно увидеться с Иоанном. — Она знала, что если кому–то станет известно о том, что она принесла ребенка сюда, Иоанн подвергнется опасности. Как и всякий другой, кто вольно или невольно поощрит ее непослушание своей хозяйке. Римляне были убеждены в том, что имеют право распоряжаться жизнью своих детей. Но Хадасса была в ответе перед Богом, а не перед Римом.

Клеопа улыбнулся, его глаза сияли радостью, причины которой Хадасса не поняла.

— Иоанн сказал, что ты придешь. Мы молимся об этом с самого утра, и Господь ответил нам. Входи. Иоанн сейчас с Рицпой.

Хадасса знала эту молодую женщину, чьи муж и маленький сын умерли во время одной из многочисленных эпидемий, поражавших империю, и теперь были с Господом. Хадасса пошла по ступенькам вслед за Клеопой, и он привел ее в верхнюю комнату дома. Иоанн сидел с Рицпой, оба склонили головы и соединили руки в молитве. Когда Хадасса вошла, Иоанн что–то тихо сказал Рицпе, отпустил ее руки и встал.