Счастье — это теплый звездолет - Джеймс Типтри-младший

смотрю на тебя как на собственность? Конечно же нет… Ему представляется огромное тело Бустаменте, покрывающее Соланж; его эрекция заметно усиливается. Может, большому черному брату придется пересмотреть свои планы, добродушно думает Аарон, ковыляя вместе с Соланж к своей удобной, утешительной койке. Два года — это очень долго…

Уплывая в сон — теплые ягодицы Соли упираются ему в колени, — на грани грез и яви Аарон видит нечто нейтральное, почти комичное: лицо Тиге, большое, как стена, украшенное гирляндами цветов и фруктов, наподобие итальянских медальонов с младенцами. Розово-зеленые цветы звенят, как волшебные колокольчики. Звучат эльфийские рожки100. Тан-тан-тан! Центростремительные мелодии. Тан-та-ра! Та-ра! ТА-РА!

И волшебные рожки плавно переходят в сигнал медицинской тревоги. Аарона трясет Соланж. Сигнал пришел с капитанского мостика.

Аарон вскакивает с постели, натягивает шорты, распахивает дверь плечом и бежит «наверх», к шахте невесомости. Врачебный чемоданчик каким-то чудом оказался у него в руке. Он понятия не имеет, сколько сейчас времени. Он до смерти напуган мыслью, что у Йелластона сердечный приступ. Господи, что они будут делать без Йелластона?

Аарон отталкивается от края, летит, неуклюже хватается за шест, подобно трехлапой обезьяне — в четвертой конечности чемоданчик. Он так упорно перебирает в уме возможные схемы лечения, что лишь в последний момент улавливает голоса, доносящиеся из коридора отдела коммуникаций. Он пролезает в люк, становится на ноги и спешит «вниз». Он по-прежнему занят происходящим у него в голове и не сразу понимает, что за две темные колонны стоят на пороге отдела коммуникаций. Это — ноги Бустаменте.

Аарон проталкивается мимо Бустаменте и видит ужасное зрелище. В руках шефа связников висит Тимофей Брон, обильно кровоточащий из левого глаза.

— Ну ладно, ладно… — бормочет Тим. Бустаменте трясет его.

— Что за дьявольщина? У меня приборы показывают утечку энергии! — За спиной у Аарона возникает Дон Пёрселл.

— Этот говнюк послал сообщение, — рычит Бустаменте. — А я не успел. Послал по моему лучу!

Он снова трясет Брона.

— Ну ладно, ладно, — без особых эмоций повторяет Тим. — Дело уже сделано.

Кровь течет из рассеченной кожи над глазом. Аарон отбирает Тима у Бустаменте, сажает и запрокидывает его голову назад, чтобы заняться раной. Пока он открывает чемоданчик, из двери, ведущей в астронавигацию, появляется человек — капитан Йелластон.

— Сэр… — Аарону еще смутно кажется, что у капитана сердечный приступ. Потом он замечает, что капитан двигается как-то неуклюже, словно не гнется. Господи, только не это. Капитан не болен — он в стельку пьян.

Бустаменте срывает колпак с гироскопа. Комната наполняется исполинским гудением.

— Ничего я не сделал вашему лучу, — говорит Тим из-под рук Аарона. — Мы заложили кое-какую начинку при постройке корабля; вы просто плохо искали.

— Сукин сын! — говорит Дон Пёрселл.

— Что значит «начинку»? — Голос Бустаменте поднимается, подстраивается под гудение прецессирующего гироскопа. — Что ты сделал, пилот?

— Меня сюда не для того послали, чтобы я сидел и ждал неизвестно чего. Планета — вот она.

Губы капитана движутся с усилием, странно поджимаясь.

— Ты показал… — зловеще произносит он, — ты показал… то есть ты предупредил зеленый…

Они смотрят на него и один за другим отводят взгляд. Аарона пронзает невыносимая жалость. Он подозревает: случилось нечто столь ужасное, что оно еще не осознается как реальность.

— Сукин сын, — ровным голосом повторяет Дон Пёрселл.

Он отправил зеленый сигнал, соображает Аарон. Пускай только русским, но пронюхают все, и все начнут готовиться. Все кончено — он взял на себя обязательства от нашего имени, еще не зная, действительно ли планета пригодна для жизни. Господи, Йелластон ведь это предвидел, и будь он моложе, двигайся быстрее… не будь половина его мозгов проспиртована… алкоголем, который приносил ему я…

За это время руки Аарона успевают закончить работу. Брон встает. Дон Пёрселл уже ушел, Бустаменте проверяет камеру гироскопа резонатором, не глядя на Тима. Йелластон все так же стоит в неловкой позе в темном углу.

— В экранизации корпуса, — говорит Тим, обращаясь к Бустаменте. — Контакт — под переключателями. Не беспокойтесь, оно все одноразовое.

Аарон выходит вслед за Тимом, все еще не веря. Снаружи ждет лейтенант Паули: вероятно, она тоже участвовала в заговоре.

— Тим, черт побери, как ты можешь быть уверен? А если ты их всех послал на смерть?

Потомок Гагарина спокойно смотрит на него одним глазом:

— Записи не лгут. Их достаточно. Ничего другого мы не найдем. А старик тянул бы вечно.

Он хихикает, в глазу светится планета-мечта.

Аарон возвращается, берет капитана под руку и ведет к нему в каюту. Рука Йелластона слегка дрожит. Аарон тоже дрожит — от жалости и отвращения. «Старик», сказал Тим. Старик… Вдруг до Аарона доходит весь масштаб катастрофы.

Два года. Черт с ней, с планетой, — может, они до нее и не долетят. Два года в этой жестянке с капитаном-неудачником, стариком, пьяницей, посмешищем. Некому будет скреплять нас, держать, как держал нас Йелластон в те невыносимые недели, когда запас кислорода упал и паника висела над головами. Тогда он был так доблестен, так прав. А теперь он позволил Тиму все забрать; он проиграл. Мы больше не вместе, мы не можем быть вместе после такого. А будет еще хуже. Два года…

— В потолке… в вертушке… — шепчет Йелластон с трагическим достоинством, пока Аарон его укладывает. — В вер-туш-ке… это я виноват…

— Утро вечера мудренее, — ласково говорит Аарон, ужасаясь этой мысли. — Может, Рэй что-нибудь придумает.

Аарон уже безо всякой надежды плетется к себе в каюту. Он знает, что не заснет. Два года…

III

Тишина… Ярко освещенная стерильная пустота, никаких облаков, никакого рыдания. Горизонт, бесконечность. Где-то поднимаются слова, изрекая тишину: Я — СУЖЕНАЯ. Звук отключен. Аарон, невидимый, ростом с микроба, видит на полу бесконечности серебристую мембрану с дивно прекрасными прожилками и узнает в ней крайнюю плоть подростка — биомусор от своей первой операции…

Он почти проснулся, лежит в позе плода; если проснется совсем, его ждет что-то ужасное. Он пытается зарыться обратно в сон, но мешает чья-то рука — она трясет его, пробуждая.

Он открывает глаза и видит Коби, который протягивает ему стакан с горячей жидкостью; это ничего хорошего не предвещает.

— Ты уже знаешь про Тима?

Аарон кивает, неловко прихлебывая из стакана.

— Но ты не знаешь про Дона Пёрселла. Я не стал тебя будить, так как обошлось без медицинских последствий.

— Что такое про Пёрселла? Что случилось?

— Мужайтесь, босс.

— Билл, ради бога, не тяни резину.

— Ну вот, около трех ноль-ноль мы почувствовали дрожание корпуса. На всех графиках у Тиге образовался пичок. Я пошел спрашивать и наконец дознался, в чем дело. Оказывается, Дон отстрелил свою разведшлюпку на автопилоте. Там полный комплект записей,