Изгнанник - Аллан Фолсом

Рассказчица не выдала себя, но все рассказанное было правдой. Она вплотную подошла к раскрытию своего темного секрета. До такой степени откровенности она еще ни с кем не доходила. Прошло совсем немного времени, и Китнер поделился с ней собственной тайной. Он рассказал, кто его отец, и взял с возлюбленной клятву молчать, поскольку его семейство боялось мести коммунистов и отец с матерью запретили ему даже заикаться на эту тему.

Эта тайна до глубины души потрясла ее. У нее в буквальном смысле перехватило дыхание. Если раньше в ее душу и закрадывались какие-то смутные сомнения, то теперь все вопросы отпали. Их встреча была угодна Богу, это действительно был перст судьбы. Она принадлежала к русской аристократии, он — наследник русского престола. Судьба отчизны, наследие царской династии, идея, за которую отдал жизнь отец, — все это получало продолжение в них двоих. Им выпало оберегать это сокровище. В священную миссию верили оба.

Очень скоро она забеременела. Китнер, вне себя от счастья, женился на ней. После отца Китнера и самого Китнера ребенку переходило законное право на российскую корону. Их собственная судьба и судьба, по их убеждению, уготованная России, казалась предрешенной. Все складывалось само собой. В один прекрасный день коммунистическая система падет, монархия будет восстановлена законно и навсегда, а они возглавят ее. Ее муж, она сама и их ребенок.

И вдруг с такой же скоростью все рухнуло.

Узнав об их браке и ее беременности, родители Китнера восстали. Его мать обозвала ее шлюхой и аферисткой. Свекровь не волновало, принадлежит эта девка к русской аристократии или нет, — в любом случае та была недостаточно знатного происхождения, чтобы произвести на свет прямого наследника престола. Китнеру без лишних разговоров было запрещено впредь видеться с женой. На следующий день их брак был расторгнут. Адвокат, представлявший благородное семейство, передал ей чек на солидную сумму и целый список условий: больше никогда не пытаться вступить в контакт с этой семьей, никак не использовать фамилию этих людей и не разглашать о них никаких сведений. Но это еще не все. Последнее требование было самым жестоким — ей предписывалось сделать аборт.

Ее отказ был жестким и непреклонным. Прошел день, другой, ничего не происходило. А на третий в дверь позвонил незнакомец. Он сообщил, что для аборта все готово и ей предлагается немедленно следовать за ним. Она вновь ответила возмущенным отказом и попыталась захлопнуть дверь перед носом мерзавца. Но получила тяжелую оплеуху и еще более категоричный приказ собираться. Спустя несколько минут они уже ехали в его машине. Было такое ощущение, что неаполитанский кошмар повторяется вновь. Тогда было изнасилование, теперь насильственный аборт, но суть одна и та же — надругательство над ее плотью. Самой крупной ошибкой ее похитителя было то, что он позволил ей собрать кое-какие вещи. И теперь в ее сумочке лежал нож — тот самый, который она пустила в ход в Неаполе и с тех пор хранила на случай, если возникнет похожая ситуация. Машина остановилась у светофора. С противной ухмылкой мужчина сообщил, что им осталось проехать всего квартал. Так что скоро все будет кончено.

Действительно, вскоре все было кончено — для него. Не успел зажечься зеленый, как она кошачьим движением выудила из сумочки нож и полоснула водителя по горлу. В следующую долю секунды она выскочила в распахнутую дверцу и бросилась наутек, зная, что ее в любой момент могут схватить, и тогда ей придется провести остаток своей жизни в тюрьме. Упаковав вещи, она на следующий день уехала из Парижа. Поезд увез ее на юг Франции, в Ниццу. Там она сняла неприметную квартирку и стала жить на деньги, которыми облагодетельствовали ее Китнеры. Полгода спустя у нее родился Александр. И все это время она вздрагивала от каждого шороха, ожидая, когда за ней явится полиция. Но за ней так и не пришли. Размышляя над случившимся, она находила объяснение в том, что преступление было совершено без свидетелей, а семейство Китнеров, опасаясь огласки, предпочло не уведомлять власти о ней или о собственных связях с убитым. Но все равно жизнь протекала в постоянном страхе. Приходилось делать над собой немалое усилие, чтобы подавить ужас перед полицейскими и ненависть, вспыхивавшую в душе при мысли о том, как с ней обошлись. И лишь когда у нее на руках засопел крохотный крепыш Александр, наступило время спокойно задуматься о том, что делать дальше.

Открытую враждебность семейства Китнеров еще можно было как-то понять и даже принять. В конце концов, они продемонстрировали жестокость, черствость, эгоизм — все те же темные, но вполне обычные качества человеческой души, из-за которых ее отец оказался в ГУЛАГе, а сама она стала жертвой насильника в Неаполе.

Чего она не могла ни понять, ни принять — так это поведение самого Питера Китнера. Этот человек клялся ей в любви, говорил, что она ему дороже жизни, стал отцом ее ребенка и женился на ней, мечтал вместе с ней о будущем России. Но когда родители приказали ему бросить любимую, он так и поступил — бросил и забыл.

Он так и не осмелился открыто заявить, что любит ее. Не встал на ее защиту. Не сделал ничего для спасения своей любимой женщины и их неродившегося ребенка. Не приласкал, не утешил. Вместо всего этого просто просеменил по комнате и вышел вон, даже не оглянувшись. Ее отец был не таким — она на всю жизнь запомнила, как тот оглянулся и с улыбкой послал ей воздушный поцелуй, когда его уводили.

Отец был гордым, любящим, упрямым. Настоящая русская душа. Питер Китнер был прямым наследником русского трона, но безвольным исполнителем приказов. И все лишь ради того, чтобы не дать пресечься царской династии. Позже, подчинившись очередному приказу, он взял в жены представительницу испанской королевской фамилии и создал собственную семью, способную претендовать на звание императорской.

Ну хорошо, с этим еще можно смириться. Но уйти, даже не оглянувшись? Не подарив на прощание даже такой малости? А вот этого она ему не простит никогда. Когда-нибудь ему придется дорого заплатить за это. Такую клятву баронесса дала самой себе.

И он заплатил. Жизнью сына. Российской короной. Причем ему придется платить и дальше.

Однако всему свое время.

Санкт-Петербург, Россия. Среда, 29 января, 12.15

Кавалькада растянулась на целый квартал. Гудки автомобилей, вой сирен. Тонны конфетти сыпались из окон жилых домов и офисных зданий вдоль пути следования кортежа. Несмотря на зимнюю стужу, сотни людей высовывались наружу, приветственно крича и размахивая руками. А внизу, на улицах, толпились тысячи.

Центром всеобщего внимания были двое, стоявшие в открытом черном лимузине-«мерседесе», который шел в сопровождении восьми черных «Волг».

Александр, в изящном сером деловом костюме, широко улыбался и махал рукой в ответ восторженной толпе. Рядом стояла Ребекка в длинной норковой шубе и небольшой шляпке из такого же меха. Улыбающаяся, прекрасная, великолепная. Людям среднего возраста и пожилым эти двое напоминали супругов Кеннеди — незабвенных Джека и Джекки. А молодежь встречала их, как рок-звезд.