Золотое колечко на границе тьмы - Владислав Крапивин

Дядя Боря покряхтел.

— Ладно, пойдем, племянничек…

В своей комнатке дядя Боря осторожно оторвал от змея дранки. Нашел газетный лист — без всяких портретов. Попросил у мамы горсточку муки и на плитке сварил в консервной банке клейстер. И сделал нового змея! Крупней первого!

Когда змей подсох, он гудел, если по нему щелкали пальцем, словно музыкальный инструмент — тугой, легонький. Кроме того, дядюшка сделал на нем трещотку — бумажную полоску на нитке у переднего, выгнутого края.

Я тайком надергал из двери пук мочалы. Мама, повздыхав (нитки — вещь не дешевая), дала моток десятого номера.

— Только не вздумай лезть на крышу, пускай на дворе.

— Не полезу…

Я дразнил Рыжего за трусость, однако сам тоже не посмел бы забраться ни на сарай, ни на дом. Флигель наш хотя и одноэтажный, но если брякнешься — ой-ёй…

Двор был пуст. Я побегал от калитки до заднего забора. Змей за мной взлетал на коротком поводке и радостно трещал. Но запустить его с земли в небо никак не получалось, не хватало внизу ветра. И тут, мне на счастье, вышел на крыльцо Лешка Шалимов.

Я остановился. Он подошел. Потрогал змея, сказал без привычной усмешки:

— Ух ты, хороший какой. Сам делал?

— Ага! То есть с дядей Борей. Он мне помогал…

Лешке бы уличить меня и похихикать, но он сказал опять серьезным тоном:

— А чего по двору-то бегаешь? Айда на крышу.

— А… Айда!

Конечно, мама не велела. Но не велела одному, а Лешка-то, он же большой и сильный! И смелый!

Приставная лестница вела к чердачному окну и дальше — на край двускатной железной кровли. Лешка взял змея и полез впереди. Я — часто дыша — следом.

Перекладины были прочные, однако ноги у меня дрожали. Это было первое в моей жизни восхождение на такую высоту.

А высота была — ого-го! Оказалось, что с крыши виден весь квартал. Соседние дворы и огороды. И цирк в ближнем сквере, и театр, и стройная красивая колокольня. Не та, что видна и с крыльца, над забором, а другая, на далекой улице Семакова.

И ветер какой! Ровный, плотный! Зазеваешься — и снимет тебя с крыши как пушинку.

Лешка, не оглядываясь, пошел к середине крыши — бух, бух по железу. Я, обмирая, двинулся частыми шажками за ним. Отчаянно вцепился в лямки собственных штанов, потому что больше цепляться было не за что.

— Леш, подожди…

И в этот миг случилось то, о чем предупреждала мама. Мамы — они ведь всегда правы.

Кто-то незадолго до того закинул на крышу недоеденный гнилой помидор. Я смотрел в спину Лешке, объедок не заметил и ступил на него. Бах, трах! "А-а-а!"

Скат был крутой. Шлепнувшись, я стремительно поехал на штанах к железному краю. Инстинкт заставил меня перевернуться на пузо, раскинуть руки и ноги, но это не помогло. Подошвы сандалий с маху продавили ржавую загнутую кромку водостока, я ухнул вниз, но в последний миг пальцы зацепились за тот же водосток.

— Лешка-а-а!

Я болтался над огородными грядами, что вплотную подступали к дому с восточной стороны — там был уже не наш двор, а соседей, Лазарчуков. Зашелся лаем сидевший на цепи свирепый Джек.

Сколько метров подо мною? Четыре, пять? Мне казалось — гибельная пропасть. Да и по правде можно было поломать ноги. До сих пор помню тот ужас.

Лешкины шаги прогремели по железу. Крепкие пальцы ухватили меня за кисть руки, за лямку, за штаны, за ногу!.. Ух и силач же он, Лешка! Вздернул меня наверх, словно пустой мешок из-под картошки. Рывком поставил на ноги.

— Перетрухал малость? Ничего, щас отдышишься.

Я всхлипывал и дрожал. Самым естественным делом было бы тут же слезть вниз, прореветься в каком-нибудь уголке, переварить в себе весь этот ужас, а потом пойти и признаться маме.

Но Лешка судил иначе. Не отпуская меня, он поднял с крыши нашего змея.

— Хорошо, что не унесло. Пошли повыше, оттуда не слетишь. — И потянул меня на самый гребень.

— Леш… Я…

— Пошли, пошли.

Мне — куда деваться? Вцепился в его широкий свитер.

На гребне Лешка расставил ноги: левый ботинок на одном скате, правый — на другом.

— Вставай так же.

— Я буду за тебя держаться…

— Держись. И меня держи. Не бойся. Если друг друга держим, тогда не опасно.

Я крепко ухватил его талию. Щекой прижался к плечу.

Конечно, я мешал Лешке управляться со змеем. Но Лешка меня не ругал. Понимал. И мне стало спокойнее. Лешка был такой уверенный, прочный, как скала.

Сейчас-то я понимаю, что никакая он был не скала, а тощий десятилетний пацаненок. Тонкошеий, лопоухий, с конопушками на острых скулах. Однако в тот момент не было для меня человека надежнее, чем сосед и друг Лешка.

Возможно, он тоже побаивался. И скорее всего, большого опыта в запуске змеев у него не было. Но все же он его запустил! И змей начал уходить в облачную, серую с синими проплешинами высоту.

И, наконец, катушка размоталась вся, а змей стал совсем маленьким. А трещотка, несмотря на такую дальность, была слышна отчетливо, громко! Над всеми окрестными улицами!

Я все еще зябко вздрагивал и обнимал Лешкину талию. Он сказал:

— А ты молодец. Как ловко зацепился за край, чтоб не слететь! Руки у тебя крепкие. Рыжий — тот бы сразу бултых.

— Леш… Ты никому не говори, что я ревел, ладно?

— А разве ты ревел? — удивился он.

Я благодарно вздохнул.

— Ты теперь вот что, держись за меня одной рукой, — деловито предложил Лешка. — А в другую возьми нитку. Хочешь?

— Ага…

Он дал мне в кулак катушку с привязанным концом нити. И я сразу ощутил, как живет к небе змей.

Жизнь его передавалась по нити, как по чуткой жилке. Дрожание, трепет, вибрация трещотки. Тяжелое колыхание хвоста. Иногда змей ходил из стороны в сторону. Тянул нитку с изрядной силой. Катушка шевелилась в кулаке, как пойманный лягушонок.

Я совсем отцепился от Лешки. Встал прочнее. Пальцами левой руки взял нить повыше катушки. Как струну. В ее дрожании и правда ощущалась струнная музыка.

— Держи крепче.

— Я крепко, Леш…

— Если снижаться начнет, сразу тяни на себя. Только плавно, а то оборвется.

— Ладно…

Змей, однако, не думал снижаться. Он держался в высоте уверенно, и ощущение связи с ним росло во мне и росло.

И было еще одно ощущение! Прочное и теплое. Я словно все еще чувствовал крепкие Лешкины пальцы на запястье. Как он схватил меня, как спас!

…Потом, когда я стал такой же, как Лешка, то уже не боялся забираться на высокие крыши. И научился мастерить и запускать змеев сам. Особенно я увлекся этим, когда переехал на улицу Грибоедова, в двухэтажный дом, где часть крыши была плоская и широкая, как палуба.