Война за «Асгард» - Кирилл Бенедиктов

Тонкие губы де Тарди скривились в презрительной усмешке.

– Чего вы, собственно говоря, хотите? Названия организации? Оно ничего вам не скажет. Вот несколько на выбор: Клуб Напольных Часов, Комитет Гримальди, Крут Авалона, Комиссия по Технологическому Надзору... Ну что, много вам стало ясно?

– Теория заговора, – сказал Мондрагон. – Старо как мир, дядя. Когда человечество перестало верить в бога, на смену ему пришел Глобальный Заговор, Тайное Всемирное Правительство и тому подобная чушь. Не надо пудрить мне мозги, я не такой дремучий, каким кажусь на первый взгляд.

– Дорогой племянник, попробуйте посмотреть на вещи с другой точки зрения. Допустим, всемирный заговор действительно полная чушь. Но не будете же вы отрицать, что за последние несколько веков человечество превратилось в слишком сложную систему, чтобы обходиться без координирующего центра? Ведь нельзя же, право слово, считать, что миллионы ограниченных, туповатых, озабоченных исключительно плотскими интересами людишек способны выстраивать здание цивилизации сами по себе, без некоего направляющего импульса? Или вы всерьез полагаете, что так называемые демократии, обеспечивающие власть посредственности, способны совладать с могучим потоком исторического предопределения?

– Ну да, – подхватил Сантьяго. – Куда уж нам, убогим.

– Вот именно. Куда уж вам, убогим. – Де Тарди окончательно посерьезнел. – Стоит хоть немного ослабить контроль, как из всех щелей, словно сорняки на поле, начинают вылезать всякие чудовища. Почему вы с таким упорством все время пытаетесь свалиться в пропасть, а, племянничек?

– Знаете что, – сказал Мондрагон. – Вы, конечно, старый человек да к тому же лицо, защищенное дипломатическим иммунитетом, но, честное слово, мне очень хочется дать вам по морде. Терпеть не могу, когда кто-то начинает изображать из себя учителя человечества. Или спасителя человечества. Учитывая ту задницу, в которой это человечество оказалось...

Глаза консула гневно сверкнули.

– А вы сами, Сантьяго? Вы-то разве не претендуете на роль вселенского гуру? Пятьдесят миллионов человек верят вашим словам. И что вы им говорите? То, что велят ваши хозяева?

– Заткнитесь, – с расстановкой произнес Мондрагон. – Иначе я вам сейчас точно врежу...

– Не врежете, друг мой. Вы – человек слова, а не дела. Сказать можете все, что угодно, а ударить другого, особенно такого старика, как я, не посмеете. Да и за что, собственно? За правду?

Сантьяго с некоторым усилием разжал кулак.

– По крайней мере, я не предавал своих друзей. Да, черт возьми, я продаю свое перо. Каждый писатель в какой-то мере проститутка, как известно со времен Древнего Рима. Но продавать перо и продавать друзей – разные вещи...

Он оттолкнул де Тарди плечом и сделал два шага в направлении бара.

– И вы не хотите узнать, зачем я это сделал? – негромко спросил консул.

– Вы уже все мне объяснили, – ответил Мондрагон, не оборачиваясь. – Вы исполняли волю вашего Клуба, Комитета, Синедриона или как там он называется...

– Я имел в виду нечто иное. Вы не хотите узнать, зачем я рассказал об этом вам?

– Возможно, у вас был приступ старческого слабоумия. Знаете, пожилые маньяки тоже любят рассказывать о том, как они приканчивали свои жертвы.

Сухой смешок за спиной заставил Сантьяго остановиться. Ему показалось, что де Тарди взвел курок старинного дуэльного пистолета.

– Все-таки я ошибся в вас, – сказал консул. – Вы не тот человек, который способен разобраться в ситуации.

Мондрагон обернулся. Де Тарди стоял на первой ступеньке лестницы, ведущей в салон первой палубы.

– Мой друг Мохов мог стать спасителем человечества. Не его вина, что он не успел довести свое дело до конца и лавры победителей достались другим. Без его открытия нашу цивилизацию постигла бы по-настоящему страшная судьба.

– Я же говорил, что вы начнете оправдываться, – усмехнулся Сантьяго. – Замаскировать предательство рассуждениями о всеобщем благе – прекрасный способ успокоить совесть.

– Беда в том, – продолжал, не слушая его, консул, – что все наши усилия могут оказаться бессмысленными. И открытие Мохова, и то, что вы называете моим предательством, и длительная кропотливая работа многих людей, пытающихся спасти человечество от самое себя, – все это может пойти прахом... Вам это, впрочем, безразлично, так что возвращайтесь в бар и продолжайте накачиваться алкоголем.

Мондрагон подумал о Дане, кокетничающей с ибн-Саудом. Ему захотелось ворваться в бар, схватить короля Аравийского за отворот его роскошного мундира и как следует потрясти. Но он уже достаточно протрезвел, чтобы представить, что сделает с ним смуглый телохранитель при малейшей попытке причинить вред монарху.

– Я даю вам три минуты, – сказал он де Тарди. – Постарайтесь объяснить мне все, на что вы так загадочно намекали, и тогда я, возможно, возьму свои слова обратно.

– Хотите откровенно ? – Консул поднялся еще на одну ступеньку. – Мне наплевать, что вы сделаете со своими словами. Я не стану ничего вам объяснять. Вы не оправдали моих надежд. От автора эссе про Авеля и Каина можно было ожидать большего.

– Чего, черт возьми? – взорвался Сантьяго. – Чего вы, мать вашу, от меня добиваетесь?

– Ничего, – холодно улыбнулся де Тарди. – Уже ничего. Успокойтесь и продолжайте пить.

– Ну уж нет! – Мондрагон схватил консула за рукав. – Хватит делать из меня идиота! Я требую объяснений, и немедленно!

– А как же прекрасная сеньорита Янечкова? – насмешливо спросил консул. – Неужели вы способны отказаться от ее общества лишь для того, чтобы послушать выжившего из ума маньяка?

Сантьяго проглотил готовое сорваться с уст грязное испанское ругательство.

– Представьте себе, – ровным голосом ответил он, отпуская рукав. – И вы весьма меня обяжете, если не будете больше вспоминать об этой сеньорите. Лучше расскажите мне про вашу таинственную организацию и про то, почему вся жутко секретная деятельность по спасению человечества пошла псу под хвост.

Де Тарди посмотрел на него сверху вниз.

– Еще не пошла. Но это может случиться прямо на наших глазах. Через двадцать пять часов. Во всяком случае, у вас будет время, чтобы как следует надраться.

Борт лайнера «Гром Господень», где-то над Тихим океаном,

ночь с 28 на 29 октября 2053 г.

Дану била дрожь.

Дрожь возникала где-то глубоко-глубоко, в жаркой темноте, пронизанной пульсацией сердца и опутанной тутой сетью наполненных кровью артерий. Где-то в недрах Даниного чрева, никогда не вынашивавшего ребенка.

Дрожь поднималась по тонким волоконцам нервов и подчиняла себе все тело, превращая его в подобие разладившейся заводной куклы. Дана чувствовала, как трясется ее нижняя губа. Как дергается веко левого глаза. Как вибрируют, словно от прикосновений ультразвукового массажера, мускулы ног. Сидя на корточках у стены медблока, она изо всех сил пыталась остановить эту разрушительную, сводящую с ума вибрацию и раз за разом терпела поражение. Немного легче стало только после того, как она вцепилась зубами в мякоть ладони. Но крепкие зубы оставили на нежной коже такие уродливые синие вмятины, что Дана, увидев их в краткий миг просветления, поспешила спрятать пострадавшую руку себе под мышку.