Луиза Сан-Феличе. Книга 2 - Александр Дюма

— Нет, — отвечала удивленная Луиза. — Он мне ничего не говорил, гадкий мальчишка! Он только сказал, что ты попал в руки к санфедистам, но выпутался из беды благодаря своему хладнокровию и мужеству.

— Так узнай же, — продолжал Сальвато, — что твой молочный брат ужасный лгун! Я, как дурак, позволил себя захватить, меня бы вздернули как собаку, если бы… Но погоди, пусть в наказание он сам все расскажет.

— Генерал, — возразил Микеле, — сейчас, мне кажется, самое неотложное дело — это отправить депешу генералу Скипани; должно быть, она важная, раз вы подвергались такой опасности, чтобы ее добыть. Внизу есть лодка, готовая отплыть по первому вашему приказанию.

— Ты уверен в людях, которые ее поведут?

— Насколько вообще один человек может быть уверен в других. Но среди матросов будет переодетый Пальюкел-ла, а ему я доверяю как самому себе. Я отправлю лодку и депешу, а вы уж тем временем расскажете сестрице, как я спас вам жизнь, — у вас это получится гораздо лучше, чем у меня.

И, легонько подтолкнув Луизу к молодому человеку, Микеле затворил за собою дверь и сбежал вниз по лестнице, напевая популярную в Неаполе песенку «Пожелания», начинающуюся такими словами:

Хотел бы я стать водоносом-мальчонкой, Согнувшимся низко над ношей своей, К дворцу твоему я ходил бы и звонко Кричал: «Есть вода! Не найдете свежей!» Сказала бы ты, посмотрев плутовато: «Ведерко воды мне подай, водонос!» Ответил бы я: «Как терзаешь меня ты! Не воду, а слезы любви я принес!»

Темная ночь с 13 на 14 июня опустилась на усеянный мертвыми телами берег, на обагренные кровью улицы.

Кардиналу Руффо удался его замысел: басней о веревках и о явлении святого Антония он сумел разжечь гражданскую войну в самом сердце Неаполя.

На мосту Магдалины, на побережье Портичи и Резины огонь прекратился, но на городских улицах все еще шла перестрелка.

Патриоты, которых начали убивать в их собственных домах, не захотели сложа руки ждать смерти.

Каждый вооружился, вышел на улицу и присоединился к первому же встречному отряду; на любом углу можно было натолкнуться на дозор патриотов и банду лаццарони, которые обменивались ружейными выстрелами.

Эти выстрелы, отдававшиеся эхом в Кастель Нуово, пробуждали угрызения совести в груди Сальвато; внутренний голос шептал ему, что у него есть дела поважнее, чем объясняться в любви своей подруге, когда город отдан во власть разнузданной и безжалостной черни.

К тому же на душе у него лежала тяжким грузом мысль, что он целых два часа был игрушкой в руках трех десятков лаццарони и до сих пор не смыл этого оскорбления.

Но вот вернулся Микеле. Его появление послужило для Сальвато предлогом, чтобы выйти из комнаты Луизы.

Микеле явился доложить, что сам видел, как лодка с Палькжеллой за рулем вышла в море.

— А теперь скажи, знаешь ли ты, где расположился биваком Николино со своими гусарами? — спросил Сальвато.

— У Иммаколателлы, — отвечал Микеле.

— Где твои люди?

— Внизу. Я велел накормить их и напоить. Я неверно поступил?

— Напротив, они вполне заслужили свой обед. Но скажи, захотят ли они снова пойти с тобой?

— Я думаю, они захотят спуститься со мною в ад или подняться на луну, но при условии, что вы скажете им ободряющее словечко.

— Ну, за этим дело не станет. Пойдем!

Молодые люди вошли в нижнюю залу, где пили и ели лаццарони.

При виде своего начальника и Сальвато они дружно закричали:

— Да здравствует Микеле! Да здравствует генерал Сальвато!

— Друзья мои, — обратился к ним Сальвато. — Если собрать вас вместе всех до единого, сколько вас получится?

— Человек шестьсот-семьсот, не меньше.

— А где находятся ваши товарищи?

— Ну-у, откуда мы знаем… — ответили двое из лаццарони, кривя губы.

— Так, значит, невозможно собрать всех ваших товарищей?

— Не то, что невозможно, но трудно.

— А если за каждого человека, которого вы приведете к месту сбора, я дам по два карлино, дело покажется вам все таким же сложным?

— Нет, это бы сильно помогло!

— Ну, так вот вам для начала по два дуката на душу: это значит, каждому за десять товарищей. Вы получили деньги вперед за триста человек.

— В час добрый! Вот это разговор! За ваше здоровье, генерал!

На минуту настала тишина: каждый осушал свой стакан. Затем они разом воскликнули:

— Приказывайте, генерал!

— Слушай меня внимательно, Микеле, и проследи, чтобы все было сделано в точности так, как я скажу.

— Будьте покойны, генерал, я не упущу ни слова.

— Пусть каждый из твоих людей, — начал Сальвато, — соберет как можно больше товарищей и возглавит составленный из них отряд. Место общего сбора — улица Пендино. Когда вы все соберетесь, пересчитайте присутствующих; если вас окажется четыреста, разделитесь на четыре отряда, если окажется шестьсот, разделитесь на шесть отрядов. На неаполитанских улицах сто человек могут сопротивляться кому угодно, а если это люди решительные, то и победить кого угодно. Когда часы на Кастель Капуано пробьют одиннадцать, выступайте, идите по улице Толедо и сокрушайте все, что встретится по пути; дайте знать, где вы находитесь, ружейными выстрелами. Как вы считаете, это не слишком трудная задача?

— Нет, это очень просто. Можно идти?

— Погодите. Нужны трое добровольцев. Три человека выступили из рядов.

— Вам троим дается одно и то же поручение.

— Зачем же три человека там, где довольно одного?

— Затем, что двое из троих могут быть схвачены или убиты.

— Верно, — согласились лаццарони: твердая и лаконичная речь молодого человека прибавила им смелости.

— Вы трое должны любым способом, по каким угодно дорогам пробраться в монастырь святого Мартина. Там сейчас находятся шесть или семь сотен патриотов, тех самых, кого Межан не пустил в замок Сант'Эльмо. Скажите им, пусть дожидаются одиннадцати часов.

— Мы им это скажем.

— Как только они услышат ваши ружейные выстрелы, пусть спустятся в город — сопротивления они не встретят, бандиты скопились в других кварталах — и займут все переулки, по которым теснимые нашими товарищами санфедисты будут пытаться бежать в верхнюю часть Неаполя. На улице Толедо они окажутся меж двух огней. Остальное — моя забота.

— Если так, стало быть, нам не о чем беспокоиться.

— Ты хорошо меня понял, Микеле?