2666 - Роберто Боланьо

оставалось — такое золотое зернышко в куче мусора, или, уточняя метафору, говорила Флорита, словно кукла, которую потеряли, а потом нашли в куче чужого мусора. В конце концов, она была женщина без образования, во всяком случае, того, что называется классическим образованием, у нее не было, за что она просила прощения, но также и не стыдилась быть самой собой, ибо где Бог отнимет, там Пресвятая Дева добавит, а когда такое случается, нужно жить в мире со всеми. Так шли годы. Муж ее, по таинственному закону, который многие называют законом симметрии, однажды ослеп. К счастью, у нее уже был опыт ухаживания за слепцом, и последние годы скотопромышленника протекли спокойно — ибо жена ухаживала за ним эффективно и с нежностью. Потом она осталась одна — в возрасте сорока четырех лет. Повторно замуж не вышла — и не потому, что женихов не достало, а потому, что распробовала вкус одиночества. Купила себе револьвер 38-го калибра — ружье мужа, полученное по наследству, показалось ей крайне неудобным в обращении, — и продолжила заниматься покупкой и продажей скота. Но проблема в том, объясняла она, что для покупки и в особенности для продажи скота необходима особая чувствительность, определенное воспитание, некоторая склонность к слепоте — и всего этого она никогда не имела. Путешествовать с животными по узким горным тропинкам — здорово, продавать их на рынке или на бойне — ужас. Поэтому Флорита вскоре забросила это дело и продолжила путешествовать в компании собаки покойного мужа и своего револьвера, а иногда и со своими животными, которые старились вместе с ней; правда, в этот раз она путешествовала как бродячая знахарка, одна из многих в благословенном штате Сонора, а во время поездок искала нужные травы или записывала мысли, пока животные ее паслись — прямо как Бенито Хуарес[23], когда был пастушком, ах, Бенито Хуарес, какой человек — честный, здравомыслящий, и в то же время какой милый мальчик, — впрочем, об этой части его жизни говорили мало, отчасти потому, что о ней известно мало, а отчасти из-за того, что хорошо знают все мексиканцы: стоит заговорить о детях, как сразу начинаешь сыпать глупостями или пошлостями. Но, разумеется, Флорите было что сказать по этому поводу. В тысяче прочитанных ею книг — а среди них попадались книги по истории Мексики, истории Испании, истории Колумбии, истории религий, истории римских пап, о достижениях НАСА — во всех этих книгах она обнаружила лишь пару страниц, которые вернейшим образом, или даже наивернейшим образом отображали то, что мог бы чувствовать — именно чувствовать, а не знать, — мальчик Бенито Хуарес, когда ему нередко приходилось днями и ночами искать новые пастбища для своего стада. На страницах этой книги в желтой обложке все было сказано с такой ясностью, что иногда Флорита Альмада думала: уж не был ли автор другом Бенито Хуареса и уж не нашептал ли сам Бенито ему на ушко нужные слова про свое детство. А ведь это вполне возможно. Да, очень даже возможно рассказать о том, что чувствуешь, когда смеркается и высыпают звезды, и ты остаешься один на один с огромным миром, и истины жизни (ночной жизни) проходят перед тобой одна за другой, прозрачно-призрачные, а может, это сидящий под открытым небом понемногу теряет сознание, а может, это неизвестная науке болезнь циркулирует в крови, а мы и не догадываемся. Луна, что ты делаешь на небе? — спрашивает пастушок в поэме. Что делаешь, молчаливая луна? Ты еще не устала обегать дороги неба? Похожа ли твоя жизнь на жизнь пастуха, что выходит на рассвете и ведет стадо по полю? А потом, усталый, засыпает ночью. И ничего другого не ждет. Для чего пастуху дана жизнь? А тебе для чего? Скажи мне, говорит пастух, — экстатически декламировала стихи Флорита Альмада, — куда ведет меня дорога наугад, такая краткая? Куда ведет тебя бессмертный путь? Человек рождается для боли и, уже рождаясь, может умереть — так говорилось в поэме. И вот еще: но зачем освещать путь, зачем поддерживать жизнь в том, кого нужно утешать с рождения? И еще: если жизнь несчастна, зачем мы ее длим? И еще: белейшая луна — таков удел смертного. Но ты не смертна и вряд ли поймешь меня. И еще, противореча предыдущему: ты, одинокая вечная странница, так задумчива, возможно, ты поймешь, что есть земной удел, поймешь нашу боль и наши страдания; возможно, ты узнаешь, что такое умирание, эта совершенная бледность лица, поймешь, что значит уйти и отдалиться от привычного и милого окружения. И еще: что делают бесконечное небо и глубочайшее спокойствие? Что значит это огромное одиночество? А я — кто я? И еще: я лишь знаю и понимаю, что из вечного кружения и моей хрупкой жизни кто-то извлечет благо. И еще: моя жизнь всего лишь плоха. И еще: старый, седой, больной, босой и почти раздетый, с тяжелой ношей на плечах, по улицам и горам, по скалам и песку и по летним пастбищам, открытый ветру и буре, когда разливается дневной свет и когда морозит, бежит, бежит, жаждая, перелетает через пруды и потоки, падает, встает и всегда спешит, не зная отдыха, раненый, окровавленный, — и приходит туда, где всякая дорога и всякое желание находят свой конец: к ужасной, огромной пропасти — туда он падает и все забывает. И еще: о девица-луна, такова смертная жизнь. И еще: о стадо мое, ты отдыхаешь и не знаешь, как ты жалко, о стадо мое, как я тебе завидую! Не только потому, что ты свободно от желаний и всякое страдание, всякий вред и всякий страх быстро забываешь — возможно, потому, что никогда не унываешь. И еще: когда ты отдыхаешь в тени на траве, то счастливо и умиротворенно, и бо`льшую часть года не тоскуешь. И еще: я сажусь в тени на траву, и уныние затопляет мой разум и жалит меня. И еще: ничего я не желаю, и причины для плача нет у меня. Дойдя до этого пункта, Флорита Альмада глубоко вздыхала и говорила, что отсюда можно сделать несколько выводов. 1. Мысли, что мучают пастуха, могут вполне себе размножиться, ибо это часть человеческой природы. 2. Посмотреть в глаза скуке — действие, требующее немалой храбрости, и Бенито Хуарес сделал это, и она также сделала это, и оба они увидели в лице уныния нечто ужасное, и лучше о нем не рассказывать. 3. Поэма, как она теперь вспомнила, была не про мексиканского пастуха, а азиатского, но, по сути, это не имеет значения — пастухи везде одинаковы. 4. Если это правда, если действительно всякое стремление ведет к огромной пропасти, она все-таки посоветует, для начала, держаться вот чего: не обманывать людей и обращаться с ними учтиво. Учтя это, можно