Обрести любимого - Бертрис Смолл

Валентина, одетая в глубокий траур, отдавая последнюю дань королеве, сумела получить у автора баллады пергамент с поэмой, в которой оплакивалась смерть королевы. Она прочла ее один раз и показала Патрику, прежде чем положить в карман и забрать домой.

Она правила этой страной сама,

Мужчине обязана не была.

Властвовала над всеми она,

И все же женщиной только была.

Валентина громко рассмеялась, читая последнюю строчку, а Патрик, усмехнувшись, сказал:

— Ни один из тех, кто лично знал Елизавету Тюдор, не мог проводить ее эпитафией: «И все же женщиной только была»! Тем не менее под этим подразумевается похвала, и я уверен, что королева оценила бы ее.

— Возможно, — решила Валентина, слегка улыбаясь. Потом вложила свою руку в руку мужа и объявила:

— Я готова ехать домой, милорд.

— В Клерфилд, моя голубка? А чем мы займемся там, как только приедем? — поддразнил он ее, ласково улыбаясь. Их любящие взгляды встретились.

— Я не знаю, что ты будешь делать, милорд, — буднично сказала Валентина, — но я намерена готовиться к появлению ребенка.

— Нашего ребенка? — Он был совершенно поражен Нашего ребенка? — повторил он.

— Милорд, разве не этого ты хотел? — спросила она с улыбкой.

— Ты беременна? — Его лицо было восторженным.

— Да, — сказала она спокойно, — разглаживая платье на своем плоском животе. — Я беременна, Патрик.

— Когда? — Голос его взвился от счастья.

— В ноябре, наверное, в середине месяца, — тихо сказала она — Сын! — радостно крикнул он так, как будто он один был ответствен за такой чудесный поворот событий.

— Дочь, милорд, — поправила его она. — И ее назовут Елизаветой!

В рождественский день 1605 года в семейной часовне Королевского Молверна, поместья лорда и леди де Мариско, графа и графини Ланди, собралось множество людей. В этот день лорд и леди Бурк крестили своего второго ребенка и первого сына.

Среди приглашенных были три старших брата гордого отца: Эван О'Флахерти, владелец Баллихинесси, который приехал на торжество из Ирландии со своей женой, переплыв для этого зимнее море; капитан Мурроу О'Флахерти и Роберт Саутвуд, граф Линмут. Две из трех сестер лорда Бурка со своими мужьями: леди Виллоу Эдварде, графиня Альсестерская и Дейдра Блейкли, леди Блекторн. Было также огромное множество различных племянников и племянниц. Младшая сестра лорда Бурка, Велвет, графиня Брок-Кэрнская, по-прежнему была в Шотландии. Она, ее муж и их семейство окончательно должны были переехать на юг весной, чтобы присоединиться ко двору короля Якова.

С материнской стороны гости были представлены двумя из трех сестер Валентины и их мужьями и тремя братьями Валентины и их женами. Жена Пейтона, леди Гонория, должна была подарить Пейтону ребенка ранней весной. Среди гостей также присутствовала старшая сестра младенца, Элизабет. Это было веселое празднество в честь новорожденного, и младенец шести недель от роду был достаточно понятлив, чтобы слегка осматриваться по сторонам, хотя большую часть времени он просто спал.

— Он выглядит в точности как Патрик в таком возрасте, — сказала Скай. Ее прекрасные глаза цвета воды в заливе Керри затуманились. — Он просто замечательный малыш.

— Вы говорите это только потому, что вы самая любящая из всех бабушек, — сказала Валентина тетке, осторожно поднося сына к груди. — На самом деле он бесстыдно жадный, прожорливый поросенок, правда, мой ангел? — окликнула его она, пока младенец энергично сосал ее грудь.

— Что ты думаешь о своем братике, Бесс? — спросила леди де Мариско, которая держала на руках свою двухлетнюю внучку.

Элизабет Бурк посмотрела своими фиолетово-синими глазами на незваного пришельца, который отвлек от нее внимание всех и разрушил ее жизнь.

— Ненавижу его, бабушка! Бесс хочет, чтобы он ушел!

— Бесс, моя хорошая, ты не должна говорить такие злые вещи о своем братике, — укорила ее другая бабушка, леди Блисс. — Вы с братиком должны любить друг друга, потому что это первое семейное правило — любить друг друга.

Элизабет Бурк выпятила нижнюю губу, явно надувшись. Что за суета вокруг существа, которое орет и странно пахнет. Она не понимала этого.

— Возможно, будет лучше, если я заберу ее с собой в Перрок-Ройял после праздников, — предложила Эйден. — Ненадолго, чтобы помочь ей свыкнуться с братом.

— Нет, спасибо, мама, — ответила Валентина. — Ты испортишь ее еще больше, чем это уже сделал Патрик. А тогда что делать мне? Нет! Она должна научиться охотно воспринимать своего брата, и как можно скорее, потому что, дай Бог, этот младенец будет первым среди многих братьев и сестер Бесс.

— Ты была так же враждебно настроена по отношению к близнецам, когда они были младенцами, — сказал Конн, смеясь над обидой старшей дочери.

— Я, конечно, такой не была, — страстно заявила Валентина. — Я не могла быть!

— Я отчетливо помню летний день, когда ты вынула Анну и Колина из их колыбелей, которые стояли на лужайке, и засунула их в ивовую корзину прачки Леомы. Ты пустила их вплавь по озеру, — сказал ей отец, смеясь все сильнее при виде испуганного лица дочери.

— Папа! Я не делала этого! Неужели я делала это?

— Сделала, дочка, но, к счастью, корзина не пропустила воду. Близнецы крепко спали, и мы поймали тебя, когда корзина отплыла не более десяти футов от берега, — сказал ей отец. — Это был единственный случай, когда твоя мать отшлепала тебя, Валентина. Носик моей маленькой внучки немного не в порядке, не так ли, Бесси? — поддразнил Конн малышку, забирая ее у Адама и щекоча ее, пока она не засмеялась.

— Пора! — объявила леди де Мариско семье. Толпой все двинулись в часовню, которая не была достаточно просторной, чтобы вместить их всех, поэтому часть из них осталась в коридоре.

Сын Патрика и Валентины был окрещен Адамом Найлом Бурком; Крестными были Пейтон и Гонория Сен-Мишель.

— В честь обоих моих отцов, — сказал Патрик своей матери и отчиму. — В честь отца, который дал мне жизнь, но которого я никогда не знал. И в честь отца, который вырастил меня, любил меня и которого я искренне люблю.

Дымчато-синие глаза Адама де Мариско наполнились слезами при этих словах Патрика. «Я становлюсь сентиментальным старым дураком», обругал он себя. И его падчерица, Виллоу, и его дочь, Велвет, назвали своих сыновей в его честь, но решение Патрика и Валентины дать их первому сыну его имя было совсем особой честью. Казалось, что линия его семьи будет продолжена в этом мальчике. Он был тронут больше, чем сам мог представить.

Адам Бурк, надлежащим образом окрещенный и получивший свою долю восторгов, был отнесен в детскую, а гостей, собравшихся в его честь, проводили в зал под детской.