Хроника смертельной осени - Юлия Терехова

Зимин виновато покосился на Жики и что-то пробормотал по-немецки, что, видимо, должно было означать извинения. Она кивнула и спросила:

– Meine Herren, möchten Sie einen Kaffee?[211]

– Господи, она нам еще кофе предлагает, – пробормотал Глинский, но поблагодарил: – Danke. Откуда-то из подсознания выплыло нужное слово – то ли из киношки про войну, то ли из порнофильма.

Жики вышла на кухню, оставив их одних. Зимин опасливо покосился на майора и пробормотал:

– А старая ведьма нас не отравит?..

Виктор моментально вызверился на него:

– Я тебе чего сказал делать? Мне нужны все звонки Королевой и Кортеса за последние трое суток! Где они?

– Так я уже позвонил, – растерялся Женя. – Чего ты орешь?..

Вскоре Жики вернулась в комнату с подносом, на котором стояли три кофейные чашки и кофейник. Глинский взял свою чашку не без неловкости, Зимин – не без опаски: старая тангера действительно внушала ему страх.

Через некоторое время на почту Зимина скинули распечатку звонков Анны и Мигеля. Он бегло просмотрел их.

– У Королевой ничего интересного.

– Конкретнее!

– Помимо Кортеса, она звонила в Париж пару раз, Крестовскому, потом еще Астаховой. Один звонок на роуминг американского оператора.

– Это Нантвич, скорее всего.

– Похоже на то… Это ваш номер, мадам? – он сунул под нос застывшей в кресле Жики свой смартфон. Она долго вглядывалась в мелкие цифры. Потом ткнула пальцем в соответствующую строчку:

– Ja, hier ist meine Telefonnummer[212].

– Что с Кортесом?

– Смотрю… Вообще непонятно… Глянь! В основном, он звонил Королевой. А вот звонок Булгакову – сегодня.

– Отмотай дня на два-три назад.

– Почти ничего, кроме…

– Кроме?

– Он звонил Рыкову Льву Петровичу. Интересно, зачем?

– Сколько раз?

– В течение последней недели каждый день. Словно переговоры вел. Последний звонок сегодня, перед тем как позвонить Булгакову, минут за десять.

– Все понятно, – Виктор поднялся.

– Наберите еще раз номер Анны, мадам, – он кивнул на телефон, лежавший на столе. Жики исполнила его просьбу, но вновь они услышали только механический голос оператора.

– Все понятно, – повторил Виктор. – Давай звони Рыкову, – приказал он Зимину. Тот попытался набрать, но и этот номер тоже оказался вне зоны доступа.

– Проклятие! – воскликнул Глинский. – На домашний звони!

Но к домашнему тоже никто не подошел. Тогда Виктор схватился за свой телефон и набрал номер Анастасии.

– Настя, это я. Где Лев Петрович, не знаете? Он мне срочно нужен, а его нигде нет… Как уехал? Когда? Час назад? Надолго? Послезавтра вернется, но не знаете, во сколько? Настя! Как только появится, пусть сразу со мной свяжется, это чрезвычайно срочно!

– Проклятие, – повторил он, отключившись. – Он уехал сегодня на охоту куда-то под Тверь.

– Вы слышали? – Анна снова схватила Александра за куртку. – Это наш друг, мы все его знаем! Как можно было так ошибиться?

– Да, – вмешался наконец пришедший в себя Мигель. – Страшно хотелось бы знать – как?

– Мы не ошиблись, – спокойно произнес Александр. – Мы никогда не ошибаемся.

– Потрясающая самонадеянность, – раздраженно скривился испанец. – Но должен вас разочаровать – это, вне всяких сомнений, не Рыков.

– Черт побери, – услышала Катрин низкий голос мужа, и он снова повторил – сам себе, только она могла его слышать, – черт побери…

– Сию секунду снимите с него наручники, – приказала Анна. – Освободите этого человека, и мы уедем.

– Воля ваша, мадам, – кивнул Александр. – Я же сказал – вы вольны делать с пленником все, что заблагорассудится. У меня вполне определенный приказ – не препятствовать вам ни в чем. Но прежде чем я сниму с него наручники, позвольте мне…

– Я не хочу ничего слышать, – покачала головой Анна. – Это наш друг. Я ему многим обязана. Сейчас же освободите его.

– Подожди, дорогая, – Мигель выступил вперед. – Я думаю, нам следует выслушать этого человека, как вас? Александр?

Палладин покосился на него, но ощутить поддержку для него, видимо, было существенно. Он вновь обратился к Анне, стараясь, чтобы его голос звучал как можно убедительнее:

– Прошу вас, мадам… Позвольте мне кое-что вам показать…

– Катрин! – воскликнула Анна с досадой. – Да скажи же ему!

Катрин сделала шаг вперед:

– Это наш друг, – подтвердила она уверенным тоном. – Этого человека зовут Джош Нантвич. Он американец и работает на ФБР.

Она почувствовала, как пальцы Булгакова с силой сжали ее плечо, и он прошептал:

– Молчи. Не вмешивайся.

Анна в растерянности оглядывалась вокруг, ища помощи хоть у кого-нибудь. Взгляд ее остановился на пленнике. Она кинулась к нему:

– Почему вы молчите, Джош! Да скажите же что-нибудь! – потом опомнившись, что говорит по-русски, она повторила, от волнения с трудом подбирая английские слова: – Say something, Josh! Don’t keep silence![213]

– No matter, – откликнулся он. – I’m so sorry, Anna, so sorry[214]…

А дальше произошло нечто, от чего потрясенная Анна окаменела, а остальные впали в ступор. Пленник опустился перед ней на колени – прямо на бетонный пол.

– Вот видите, мадам, – молвил палладин. – Он не возражает и не оправдывается. Поразительное самообладание. И все же, позвольте мне…

Словно из воздуха, в руке Александра материализовался длинный тонкий пинцет и, подойдя к коленопреклоненному пленнику, молодой человек закрыл его на несколько мгновений своей худосочной фигурой. Он что-то сделал, никто не видел – что, но когда Александр посторонился, Мигель издал торжествующий возглас. И всего-то – что-то неуловимо изменилось в лице Джоша – но перед ними уже был другой человек. Катрин ахнула: «нет!» и повисла на булгаковском плече, а Анна бессильно опустила руки.

– Прости меня, Анна, – негромко произнес Олег, печально глядя на нее. – Прости… за себя… за Антона…

Анна продолжала молчать. Она, не отрываясь, смотрела на Олега, и он смотрел ей прямо в глаза…

– И что это?.. – спросил Мигель палладина, и тот протянул ему ладонь. На ладони лежало нечто – прозрачное, желеобразное, похожее на нескольких маленьких медуз.