Ливень в графстве Регенплатц - Вера Анмут

нужно ли это делать? Уж слишком много места Гретта занимает в сердце Густава. Да и трудно простить, что все несчастья и трагедии в замке Регентропф начались именно с её появлением. Может, лучше молчать и дальше? Пусть Густав рассердится, пусть разочаруется. Пусть отправит её прочь отсюда, куда угодно, но подальше.

Гретта предстала перед супругом гордая с холодом в светло-карих глазах. Вежливо поприветствовала его, свекровь и приготовилась к разговору.

– У вас усталый вид, Гретта, – насмешливо заметил Густав. – Плохо спали?

– Уверена, вы не для этого позвали меня из темницы.

– Да, не для этого. Простите, что пришлось поместить вас в столь неприятное место, но вы сами вынудили так поступить, сбежав из своей комнаты. И для чего… Чтобы проникнуть в запертые покои, где ложе едва остыло от тела покойника. Вас привлекают склепы и запах смерти? Что делали вы вчера в покоях Берхарда?

– Мне стало любопытно, вот я и зашла. – Гретта оставалась совершенно спокойна.

– Но как вы открыли дверь?

– Она уже была открыта.

– Не может быть. Ключ хранится у меня, никто его не берёт. А я в ту комнату не заходил.

– Кто заходил туда, мне не известно. Но гость этот дверь за собой не запер. Я же просто воспользовалась его оплошностью.

– Хорошо, допустим, – отодвинул Густав вопрос на потом. – Тогда объясните другое. Как вы смогли столь быстро загасить пламя факела? Ведь он не свеча, на него не подуешь. Как дверь смогла сама собой закрыться? Да так, что четверо мужчин не в силах были открыть её?

– Ответ тоже прост. Меня не хотел отпускать Берхард, пытаясь защитить от вашего слуги.

– Берхард? – насторожился Густав. – Значит, вы общаетесь с ним?

– Так же, как и вы, Густав.

– Как смеешь так разговаривать с господином своим! – вспылила Патриция. – Уж не с твоей ли помощью происходит столь странное общение братьев?

– Хотите в колдовстве обвинить меня? – смело взглянула Гретта в гневные глаза свекрови. – Вы давно уже ищите причины для подобного обвинения. Так к чему оправдываться перед вами, если вы всё равно все слова мои перевернёте и выставите в доказательство вины моей? Это всё, на что вы способны – убирать из вашей жизни людей неудобных, а после скидывать свои преступления на плечи невиновных.

Резкая пощёчина внезапно обожгла лицо девушки. Подобных оскорблений Патриция терпеть не желала да ещё от какой-то девчонки, которую приютили здесь лишь по прихоти Густава.

– Заткнись, ведьма! – вскричала женщина. – Ты приворожила моего сына. Ты напустила на него проклятье! Ты колдовством оставила дух волчонка на земле, чтоб он замучил Густава, чтоб убил его!

– Вы сходите с ума, ландграфиня. Для вас с вашим сыном Берхард всегда врагом был, врагом он для вас и остался. Это ваша ненависть его здесь оставила, ваше коварство!

– Вижу я, быть покорной супругой вы не желаете, Гретта, – мрачно высказал Густав. – Предпочитаете хранить верность покойнику, чем жить свободно и жизни радоваться?

– Да жизнь с вами аду подобна.

– Вот как. Не думал я, что вы столь глупы. – В горле Густава застрял ком обиды. – Я давал вам всё. Всё, о чём мечтают многие, всё, что желала бы моя супруга. Но вы хотите любить мертвеца, и холодный склеп для вас подобен раю. Что ж, пусть будет по-вашему, дорогая Гретта. Завтра же по обвинению в колдовстве вы будете сожжены на главной площади Крафтбурга. Завтра вы соединитесь со своим возлюбленным. Так что примите моё решение, как милость. Увести! – бросил он охране.

Патриция осталась довольна. Совесть немного скреблась, но её удалось быстро успокоить. Даже если б Патриция призналась, что это она оставила дверь в комнату Берхарда открытой, Гретту это не спасло бы. Доказательства в колдовстве налицо, в связи с призраком она сама призналась, супруг оскорблён предательством. Смерть на костре – возможно, слишком жестоко, однако поведение преступницы не оставляло выбора для иного наказания.

– Может, её просто изгнать из Регенплатца? – всё-таки попробовала предложить Патриция, возвращаясь в замок вместе с Густавом.

– Чтоб она распускала обо мне сплетни по всей стране? – хмуро отозвался Густав. – Чего мне бояться? Угроз со стороны её слабого отца?

– А волчонок?

– Что с вами, матушка? Вы же не верите в его призрак!

– Это неверие уже постепенно исчезает из души моей.

– Разве для него есть разница, за что мстить мне? Два раза ему меня не убить. Пусть лучше радуется, что я столь скоро соединю его с любимой женщиной.

К вечеру вновь заморосил дождь. Заточённая в холодной темнице Гретта не знала этого. Она молча лежала на тонком соломенном тюфяке, слушала, как в углу шебаршатся крысы, и мечтала о новой встречи с Берхардом. Гретта не переживала о завтрашнем дне, не боялась казни. Она знала, что любимый непременно спасёт её. Он не допустит её смерти, а тем более смерти его дитя. И даже если вдруг его сил и магии не хватит, тогда они соединятся на небесах. И никакая разлука им более не будет страшна.

Густав слышал дождь. Он слышал его с самого начала, с первых тактов. После прогулки молодой ландграф вернулся в свои покои и уже не выходил оттуда. В душе его зияла пустота, в сердце горечью разливалось разочарование, разум был настолько забит мрачными мыслями, что не осталось места даже для самой крошечной надежды на просветление. Патриция пыталась остаться с Густавом, но тот настоял, чтобы она ушла, даже прикрикнул. И женщине ничего не оставалось, как исполнить желание сына.

Густав остался один. Он лежал на кровати, бездумно смотрел в потолок и слушал дождь. Слуга принёс обед, но молодой ландграф даже не взглянул на него. Какая-то апатия охватила его естество, равнодушие ко всему абсолютно, равнодушие к самой жизни. Позже Патриция ещё раз заходила, однако Густав лишь вяло сказал ей:

– Оставьте меня, матушка. Я хочу отдохнуть.

Патриция ушла, но тревожась за сына, оставила у дверей стражника и попросила Аксела Тарфа оставаться рядом со своим господином.

С парой бутылок крепкого вина Аксел вошёл в комнату друга. Густав покосился в его сторону.

– Я же сказал тебе не приходить, – проговорил он.

– Мне хочется выпить, но не с кем, – спокойно ответил Аксел, садясь за стол, на котором так и стоял нетронутый обед. – Поднимайся. Я отыскал в погребе вино, изготовленное в правление твоего деда. Нужно попробовать насколько крепким оно стало.

Вино – это хорошо. Вино – это можно. Густав лениво поднялся с кровати и подал знак, чтобы Аксел подал ему кубок. Тот исполнил просьбу. Сделав несколько глотков, Густав шумно перевёл дыхание.