Солдатами не рождаются - Константин Симонов

– Федор Федорович, – сказал Кузьмин, – раз нас бой в церкву загнал, давай как на исповеди: отстранять меня прибыл?

– А это от твоего состояния здоровья зависит и больше ни от чего!

– Больше ни от чего?

– Ни от чего, – повторил Серпилин. – А ты сегодня ночь спал?

– Не спал. Ждал. Он еще к утру приказ обещал прислать. Не спал. Надо о бое думать, а я о себе. Отбрасываю – и не могу. Среди ночи в полки уехал, так и не лег.

– А теперь ты – как на духу, – сказал Серпилин. – Что со здоровьем?

– Здоровье мое неважное, – признался Кузьмич. – Но вчерась не хуже, чем в другие дни, было. Просто переходил, поспешая за командующим, а он весь день, как на грех, бегает, словно ему земля пятки жгет. Вот и вышло. Думал, перетерплю, пока не уедет, а не вытерпел.

– А как сегодня?

– Сегодня, как и в другие дни, терплю. Потому что нахожусь в своей воле, берегу себя. Где стою, где присяду…

– Да уж ты бережешь себя, это видно. – Серпилин усмехнулся.

– А я из штаба боем командовать не могу. Такая моя привычка. И если бы по болезни не мог ее соблюдать, сам бы попросился: везите в госпиталь! С ночи поехал, думал, коли отстранять будет, пущай в полках ищет. Окину последним взглядом передовую, хоть в одном полку, а с людьми прощусь. А все же стало ему за вчера совестно или нет? – имея в виду Батюка, вдруг спросил Кузьмич.

– В это не вхожу, – отрезал Серпилин, не желая, прибыв в дивизию по поручению командующего, отделять себя от него в дальнейшем официальном разговоре. – Учитывая ваше состояние здоровья, решено с заместителем больше не тянуть, дать вам сегодня же.

– Ну что ж, если, по-вашему, надоть, ваша воля. А то, может, обождете? Я после конца боев свет застить не буду, сам в госпиталь лягу. – В словах Кузьмина слышалась неостывшая, глубокая обида на Батюка.

– Поручено обсудить с вами кандидатуру. Как смотрите на полковника Артемьева?

– Возражений не имею, – сказал Кузьмин и вдруг спросил: – А заместитель как, с перспективой?

«А какая тебе разница, раз ты и так в госпиталь ложишься?» – чуть не вырвалось у Серпилина.

– Пока не думали об этом, – сухо сказал он, – а в принципе – офицер с перспективой.

Но оказалось, что Кузьмин имел в виду не то, о чем подумал Серпилин.

– А я не про принцип. Я про дивизию. В ней готовый комдив имеется – Пикин. Думаешь, ему легко от такой чехарды? Люди через него в комдивы сигают, а он только плечи подставляет.

«Так вот, оказывается, о ком ты хлопочешь!» – с теплым чувством в душе подумал Серпилин. И сказал вслух, что с высокой оценкой Пикина согласен, но дальнейших перспектив не знает. Пока – бои. И надо надеяться, что до конца боев все в дивизии будут живы-здоровы и на своих местах.

– Да. Пока бои… живы… здоровы… – задумчиво сказал Кузьмич.

Сказал и вопросительно посмотрел на Серпилина.

Разговор, из-за которого отошли сюда, в сторону от Цветкова и его стереотрубы, был закончен – можно возвращаться.

Цветков присел на битый кирпич, скинул варежки и, положив на планшет карту, делал на ней пометки красным карандашом. Телефонист стоял рядом и держал трубку – обе руки у командира полка были заняты.

– Ясно… Понял… – быстро говорил Цветков в трубку. – Ясно… Понял. Действуйте. Сейчас к вам приду. – Он увидел подошедших Серпилина и Кузьмича, поднялся.

– Как дела, Виктор Павлович? – спросил Серпилин.

– Еще немного продвинулись, – сдержанно сказал Цветков, хотя по лицу его чувствовалось, что дела идут хорошо, даже очень хорошо, но это у него была старая привычка: прежде чем дело не кончено и донесения не проверены лично, с докладами не спешить.

– А все же как? Рассчитываете первым соединиться? – спросил Серпилин.

Вопрос был прямой. Но Цветков замялся: слишком уж не любил говорить о чем-нибудь наперед.

– Мало на что он рассчитывает, – сказал Кузьмич раньше, чем Цветков собрался ответить. – У него сосед тоже насчет этого умом раскидывает. Такой армянин самолюбивый – своего не отдаст!

По его голосу чувствовалось, что он поддразнивает Цветкова, но Цветков одинаково не признавал шуток ни когда дела шли плохо, ни когда шли хорошо. Он поморщился, словно ему пощекотали в носу, и попросил разрешения уйти в первый батальон, поскольку этого требует сложившаяся обстановка.

– Ладно врать-то, – сказал Серпилин. – Скажи откровенно: не любишь, когда у тебя начальство трется, и никогда не любил. Вот и хочешь скрыться от нас в батальон. Поэтому у тебя и обстановка там вдруг так сложилась, что ты потребовался.

Цветков стоял и молчал. Не умел попадать в тон начальству, когда оно шутило. Тяготился и ждал ответа по существу, который должен был дать не Серпилин, а командир дивизии.

– Что ж, топай, раз те приспичило, – сказал Кузьмич, – ты командир полка, тебе видней.

– Товарищ начальник штаба армии, разрешите выполнять приказание командира дивизии? – Цветков чуть-чуть, на несколько градусов повернулся к Серпилину и напряженно, даже строго поглядел ему прямо в глаза.

– Выполняйте. – Серпилин проводил взглядом Цветкова и сказал Кузьмичу:

– Отправили его документы на присвоение звания полковника. Ждем. Дальнейшее зависит не от нас. – И вдруг, вспомнив, добавил: – А у себя вчера очередные звания присвоили двум вашим комбатам – Хлынову и Синцову. Этот уже после меня в дивизию пришел. Но когда ставил подпись, смотрю – фамилия и инициалы знакомы по другим временам. Затребовал личное дело, и оказалось – мой, воскресший из мертвых! В сорок первом из окружения выходили. При случае передайте привет.

– Это комбат неплохой, – сказал Кузьмич, – из числа сильных.

– А в сорок первом вначале был телок телком, – усмехнулся Серпилин. – Я, пожалуй, поеду. В штаб дивизии не думаете возвращаться? Поберегли бы здоровье, чтобы тот вопрос, который сегодня закрыли, опять сам собой не открылся.

– Ну что ж, все под богом ходим, – сказал Кузьмич, – судьба моя ретивая, но я люблю ей ходить наперерез. Разрешите вас проводить и остаться.

Серпилин знал, что не дать проводить себя до машины все равно не удастся, и поэтому не стал спорить, когда Кузьмич пошел с ним к машине, стоявшей невдалеке под прикрытием других развалин.

Залп шестиствольных минометов застал их, едва вышли на открытое место. Две мины разорвались слитно и так близко, что оба едва успели упасть на землю. Две, а за ними сразу еще три, оборвав новым грохотом жужжание летевших над головой осколков.

– Цел? – спросил Серпилин лежавшего рядом Кузьмина.

– Живой.

Они не вставали, потому что ждали шестого, запоздавшего разрыва. Но разрывов больше не было.

– Встаем, что ли? – Кузьмич переждал еще с полминуты. – Теперь навряд ли ударят.