Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Генри Воллам Мортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я
стоял на мосту и вдруг увидел огромного жука, передвигающегося на задних лапах. А может, то была черепаха? Будь со мной Юлий Цезарь, он тут же узнал бы в этой диковине коракл древних бриттов. Чрезвычайно интересно своими глазами увидеть примитивные кораклы, до сих пор плавающие по реке Ди возле Лланголлена и по Тауи возле Кармартена. В отдаленных уголках Коннемары в Ирландии я видел каноэ, называемые куррах, изготовленные из шкур или парусины, натянутой на деревянную раму, но они не столь «первородны», как валлийские кораклы, похожие на почти круглую корзину, легко скользящую по воде.
Рыбак нес коракл на спине. В сезон охоты на лосося, длящийся с апреля по август, рыбаки ходят на реку и обратно с подвешенными на лямке историческими судами. Со спины они выглядят на редкость забавно — огромная неуклюжая раковина на гротескных ногах.
Я спустился с моста и заговорил с рыбаком. Он сказал, что на Тауи, возможно, около дюжины рыбаков, ходящих на кораклах. Это — наследственный промысел: сын наследует отцу, и посторонние не допускаются. Рыбаки платят налог в 3 фунта 4 пенса в год за лицензию. Во время сезона им разрешают ловить лосося сетью. Два коракла плывут параллельно друг другу с сетью примерно десяти футов шириной, натянутой между ними. Эти сети должны иметь достаточно широкие ячейки, чтобы рыба менее фунта весом в них не попадала.
— Вы позволите мне посидеть в вашем коракле?
Рыбак улыбнулся и, повернувшись спиной к реке, опустил свою неуклюжую корзину на спокойную воду. Она лежала на поверхности, словно яичная скорлупа. После минутного колебания я осторожно ступил в нее. Редко когда доводилось мне чувствовать себя столь ненадежно. Рыбак придержал суденышко рукой и вошел в лодку вслед за мной. Он взял весло, которым управляются эти лодки, и мы двинулись по реке. Мои ноги, робко попиравшие плетеное дно коракла, буквально ощущали воду! Неприятное ощущение. Рыбак держал весло одной рукой. Он уткнул конец весла себе под мышку и странными движениями шевелил лопастью в воде. Управлять кораклом — непростое искусство, да и сидеть в нем правильно тоже не так просто.
Рыбак сказал мне, что многие рыбаки на Тауи сами плетут свои кораклы.
— А для чего этот молоток? — спросил я, заметив деревянную киянку, подвешенную к сидению.
— Бить лосося, — ответил он.
Я ничуть не расстроился, когда древний бритт направил свою ореховую скорлупку к берегу.
в которой возле Лланелли я въезжаю в Черный Уэльс, смотрю, как мужчины варят сталь, в Суонси вижу плавку меди и цинка, а заканчиваю посещением гонок на ослах вместе с женщинами Гоуэра.
1
Я проехал несколько миль по приятной дороге Кармартеншира, но, поднявшись на очередной холм, увидел сверху черный город. Дым из труб застилал длинные улицы, клубился над сланцевыми крышами мрачных домов.
Уэльс так красив и не испорчен, что первый же промышленный город привел меня в состояние шока. Этот город выглядел сумасшедшим пришельцем. Его окружало открытое пространство. Я проехал мимо группы мужчин в синих костюмах, суконных шляпах и шейных платках. Город оставил на них свое мрачное клеймо. Я остановился поблизости и, желая услышать их выговор, спросил:
— Это Лланелли?
— Да, Лланелли.
Какой заметный акцент!
Мы поговорили о погоде, работе и депрессии. Я был поражен (Уэльс меня часто удивляет) спокойными манерами, за которыми чувствовалось хорошее воспитание. Депрессия уничтожила красоту некоторых районов Англии и пагубно отразилась на характерах рабочих, но эти валлийцы отличались живостью, умом, хорошей речью, юмором и добротой. Вот как много удалось мне узнать из пятиминутного разговора. Вспоминая тот разговор с рабочими в Южном Уэльсе, я понимаю, что мое первое впечатление было верным.
В Лланелли я встретил людей, которых видишь в любом промышленном городе: коммивояжеров, менеджеров лудильного производства, молодых химиков-металлургов и тому подобное.
Один человек пригласил меня на самое эффектное и типичное зрелище в Лланелли — плавку стали. Я пообещал прийти ближе к вечеру.
2
Около десяти часов вечера горожане готовятся ко сну, но сталелитейный завод приступает к ночной смене. Свечение видно за несколько миль: оно исходит от четырех выстроившихся в ряд плавильных печей. Дверцы поднимают на шесть дюймов, и я отступаю, пряча глаза от белого жара жидкой стали.
Мужчины, обслуживающие печи, похожи на бесов: на фоне оранжевого свечения — черные как смоль, с длинными черпаками в руках. В темноту прямехонько из ада выскочила странная штуковина, которая скользила и виляла, точно огромная летучая мышь. Это по проложенным над головой рельсам движется электрическая вагонетка. Рабочий управляет ею с ловкостью таксиста на Пикадилли.
Спереди у вагонетки подъемный кран. Выгрузили металлолом — детали военных кораблей, покореженные рамы детских колясок, кровати и прочий отслуживший свой срок металл. Кран поднимает железную клеть, полную лома; вагонетка разворачивается и скользит к печи, дверца открывается, оттуда вырывается жар, клеть медленно входит в ад и осторожно опрокидывает металл в кипящее жерло.
Лишь на мгновение ты видишь кусок армированной плиты, обломок кровати, обод велосипедного колеса. Они изо всех сил пытаются сохранить себя, но тщетно: постепенно железяки теряют цвет, оседают и исчезают в булькающем месиве. Печь поглотила очередную порцию еды.
— Сейчас будет плавка в печи № 1… Идемте!
Печь № 1 готова и ждет. Мне выдают синие очки. «Бесы» встают на расстояние двенадцати ярдов от печи. Они тоже в синих очках. Ни один человек не может лицезреть расплавленные шестьдесят пять тонн стали незащищенными глазами.
«Бес» в очках подкрадывается к печи с черпаком на длинной ручке. Он засовывает черпак в сталь и крутит им в кипящем вареве. Вытаскивает. Образец стали изучается. Да, металл можно разливать.
— Всем назад!
В темноте неожиданно вспыхивает яркий свет, сыплются фонтаны огненных брызг, слышится шипение, и поток жидкой стали устремляется из печи в котел. Сталь переливается через кромку котла. В эту минуту она похожа на розоватое молоко, затем обретает красивый оранжевый цвет. В металле заперта ужасающая энергия. Если она выйдет из-под контроля «бесов» и вырвется на волю, мы все погибнем за две секунды. Жар, исходящий от нее — а мы стоим на расстоянии двадцати ярдов от котла, — почти непереносим.
Расплавленная сталь медленно льется в гигантский котел. На поверхности образуется пленка. По ней скачут искры. Лопаются пузыри. Стальной поток заканчивается. Вспыхивают последние искры, и процесс выплавки стали благополучно завершается.
В нескольких ярдах от меня работает молодой химик. Он стоит в небольшом помещении, заставленном бутылками. Дверь открыта.
Прежде чем шестьдесят пять тонн стали остынут — то есть прежде чем металл поменяет цвет со светло-красного до темно-красного, — молодой человек возьмет образец и взвесит унцию горячей стали. Проверит ее на содержание углерода, серы, фосфора, марганца, олова и никеля. Химик быстро перемещается между ретортами и пробирками. Он проверяет сталь с помощью реактивов. Записывает результаты на листе бумаги и составляет отчет, в котором пишет, что шестьдесят пять тонн из печи № 1 содержат такую-то пропорцию углерода, такую-то — никеля…