Бесконечность не предел - Василий Головачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ещё двух телохранителей для Прохора — о себе Данияр не думал, считая, что всегда способен справиться с любым злодеем, — он отыскал в спортклубе «Олимпийский», где начал тренировать любителей воинских искусств. Причём оба были не ученики, а охранники комплекса, заглядывающие в спортзал.
На третьи сутки после исчезновения Валерии и Усти Саблин имел укомплектованную команду, убеждённый в том, что это поможет отбиться от Охотников, вселявшихся в людей по мере необходимости и использующих их втёмную, не посвящая в свои планы. В любой момент они могли убраться из головы носителя, оставляя его в полном недоумении по поводу действий, совершённых им, о которых он впоследствии ничего не помнил.
От Валерии и Усти по-прежнему не было никаких вестей, и, чтобы Прохор не захандрил окончательно, Саблин посоветовал ему продолжить тренировки по трансформации предметов, окружавших его.
— Не хочу, — угрюмо отказался Прохор.
— Надо! — строго сказал Данияр. — Я тоже этим займусь, когда ты освоишь формотранс. Уверен, что этот приём нам пригодится в будущем.
— Голова забита другим… мне на работу ходить не хочется, хоть увольняйся!
— Я тебе уволюсь! Возьми себя в руки! Одиннадцатый не ныл, когда попал в Узилище, а организовал там сопротивление, бери с него пример. И не забивай башку переживаниями и рефлексиями, иначе проиграем ещё до начала боя с Охотниками.
Прохор промолчал. Но слова Саблина всё-таки произвели на него впечатление, и он занялся выполнением задания, полученного от начальника КБ, а по вечерам стал тренировать свои способности изменять с помощью эргиона форму вещей.
Процесс пошёл не сразу, однако математик увлёкся, и Саблин на второй день после разговора с ним стал свидетелем удивительных превращений обыкновенных предметов, имеющих, по словам друга, формоспектр.
Так, кухонный нож Прохор превратил в ятаган, затем в саблю, в узкий и длинный клинок наподобие шпаги и в красивую, с острыми как бритва краями «снежинку». Вернуть былую форму ножу почему-то не удалось, но это не обескуражило экспериментатора, пообещавшего проконсультироваться с Прохором-одиннадцатым, овладевшим формотрансом без каких-либо затруднений.
Пепельницу, оставленную в гостиной прежними хозяевами квартиры, Прохор превратил в красивый белый фарфоровый стакан. Ножницы, принадлежащие Усте, — в ажурное изделие, состоящее из двух петель диаметром полметра и совсем коротеньких лезвий.
Но больше всего удивило экспериментаторов превращение пластиковой бутылки литрового объёма с минералкой в узкий четырёхгранный непрозрачный сосуд высотой в полтора метра!
— Ни фига себе! — озадаченно потянул себя за губу Прохор. — Это ещё что такое?
Саблин, обескураженный не меньше математика, оглядел сосуд со всех сторон, но от комментариев отказался.
— Есть многое на свете, друг Горацио, что недоступно нашим мудрецам, — изрёк он глубокомысленно. — И мне тоже. Это ещё цветочки. Что будет, когда ты начнёшь экспериментировать с живыми биологическими объектами?..
— Одиннадцатый уже экспериментировал, — сказал Прохор, обходя сосуд, заполненный мутной жидкостью. — Говорит — незабываемые впечатления.
— Они людей трансформировали?
— Нет, людей нельзя, это уже уголовщина, чёрная магия, хотя ни о какой магии речь не идёт. Представь, что тебя превратили в крокодила.
Саблин представил.
— Ну и ничего особенного. Помнишь у Чуковского? «Жил да был крокодил. Он по улицам ходил, папиросы курил. По-турецки говорил…» Может, поэт тоже был формонавтом и занимался формотрансом?
— Не помню такого поэта.
— Он жил в двадцатом веке. Хорошим поэтом был, кстати.
— Не читал. Послушай, а почему минералка стала мутной?
— Выпали в осадок какие-нибудь соли.
— Какая же тогда это минералка?
— Что нам втюхивают, то и пьём.
Прохор взялся за эргион, и полутораметровый гранёный сосуд превратился обратно в пластиковую бутылку. Однако жидкость внутри так и осталась мутной.
— Никому нельзя верить, — покачал головой Прохор. — Написано: «Живая ключевая вода». А налили, наверно, из водопровода.
— Не суди того, чего не знаешь, — возразил Саблин. — Может, так и должно быть, химический состав вещества трудно восстановить, если он изменился. Спроси у «братца», он больше поднаторел на этих опытах.
— Спрошу.
— Будешь сегодня выходить из дома?
Прохор провёл ладонью по лицу, с надеждой посмотрел на друга.
— У нас никаких шансов?
Саблин сделал вид, что не понимает, о чём идёт речь.
— Что ты имеешь в виду?
— Устя… без сознания до сих пор… кумекаешь? Они её специально затемнили… Долго ещё ждать, когда нам позвонят? И позвонят ли?
— Позвонят! Не дёргайся! — убеждённо отрезал Саблин. — Лучше подумай, что будешь делать, когда они позвонят. Это наверняка будет новая угроза: не согласишься — убьём женщин! Поэтому надо будет тянуть время. Я поднял на ноги всех, кого мог.
— Она где-то недалеко…
— Не понял.
Прохор поднял на приятеля покрасневшие глаза.
— Я чую… их держат где-то недалеко, может, даже в самой Вологде.
— Тем более мы их найдём! Крепись. — Саблин стукнул кулаком в плечо Прохора и поспешил к двери. У него тоже на душе скребли кошки, так как он понимал, что Валерия Охотникам не нужна, и они вполне могли избавиться от неё. Однако пессимизмом он не страдал и привык идти вперёд до конца.
День закончился в езде по городу с остановками у здания полиции и переговорами с теми, кто пытался помочь друзьям найти пропавших женщин. Уже поздно вечером Саблину неожиданно позвонил мужчина, услышать которого он не ожидал:
— Данияр Тимурович?
— Совершенно верно, — вежливо отозвался Саблин, пытаясь вспомнить, кому он давал свой номер. — С кем имею честь?
— Меня зовут Талгат Рахман, я «брат» Таглиба. — Говорили по-английски.
— Брат Таглиба… ах да, конечно, — сообразил Саблин, также переходя на английский. — Из одиннадцатого…
— Без лишних цифровых упоминаний, пожалуйста.
— Понял. Слушаю вас.
— Я в Москве, и у меня есть кое-какие сведения для вас, переданные одним уважаемым человеком.
— ДД?
— Ещё раз прошу — без точных имён и координат.
— Мой телефон на консорт-линии, не прослушивается.
— Тем не менее постарайтесь обойтись общими словами.
— Прошу прощения. Мы можем встретиться?
— Для этого я и прилетел.
— К сожалению, я не смогу выбраться в Москву в настоящее время, у меня… м-м… форс-мажорные обстоятельства.