Кавказская война. В 5 томах. Том 4. Турецкая война 1828-1829гг. - Василий Потто

И старик был прав. Еще в недалеком прошлом старость к хорошему оружию не раз наталкивала казаков на преступления: случалось воровство, бывали даже случаи убийств...

После изделий Феррари и других ученых мастеров, лучшими сортами европейских шашек на Кавказе считаются, так называемые, волчки. Впрочем этим именем их окрестили русские; горцы называют такие клинки “калдын” и “терс-маймун”, хотя оба эти сорта различаются между собою даже по наружному виду. Калдын преимущественно встречается в Нагорном Дагестане, а у Хевсур – это почти исключительное оружие. Широкий, как меч, калдын имеет на одной стороне изображение креста над кругом, а на другой – бегущего волка. На терс-маймуне есть также небольшие кресты, расположенные в известном систематическом порядке, но бегущий зверек изображается лишь несколькими черточками, по сторонам зверька иногда бывают, иногда не бывают латинские буквы Н. М. Эти клинки, высоко ценимые на Кавказе, чаще попадаются в Чечне, хотя чеченцам труднее других доставалось приобретение хороших клинков, так как они жили далеко от Черного моря и даже от Грузии – этих двух центров, откуда распространялось оружие. Неизвестно, почему чеченцы опознали в этом зверьке обезьяну – “маймун”, отчего произошло у них и самое название клинков. Русские признали это изображение за волка и называют такую шашку волчком. Происхождение этих клинков относят также ко временам крестоносцев. Дело в том, что известная французская фамилия Монморанси имела этого волчка в фамильном гербе. Один из этих Монморанси, именно Генрих (Henri) участвовал в крестовых походах и, по обычаю тех веков, свита и оруженосцы его, как и каждого феодального аристократа, носила на оружии герб своего владетеля, украшая его еще иногда и начальными буквами Н. М., то есть Henri Monmoranci. Вот это-то оружие, заказанное по всей вероятности одному какому-нибудь лучшему в то время мастеру, и получило по своему достоинству громкую известность на Востоке. Нет ничего удивительного в том, что грузины, посылавшие свои дружины в Иерусалим на помощь к крестоносцам, как знатоки и любители ценного оружия старались приобретать эти мечи и занесли их в Грузию, где приноровили к потребностям края, то есть переделали их в шашки; но эти шашки выходили почти прямые и только на конце обтачивались так, что представляли слабо изогнутую линию. Нет сомнения, что по их образцу местные мастера стали выделывать клинки с такими же клеймами, но далеко не с теми достоинствами, каким отличалось оружие Монморанси. Подделка всегда и везде соблазняла оружейников, рассчитывавших на тех покупателей, которые, пренебрегая новым добрым железом, приобретают полосы, украшенные старыми гербами, хотя бы и вытравленными солью. Один булат не поддается подделке. Правда, волнистые разводы его могут быть вытравлены и на самом простом железе, но стоит только отшлифовать клинок или намазать мазать его разбавленной серной или соляной кислотой, и эти рисунки исчезнут. Напротив, в настоящем булате, ежели даже разводы стерты временем, то стоит отшлифовать клинок или покрыть его ржавым лаком, употребляемым обыкновенно для окраски стволов, и эти рисунки выйдут наружу.

Но между местными кавказскими мастерами в старое время были такие, изделия которых не только не уступали старым европейским клинкам, но даже превосходили их, предназначаясь почти исключительно для рубки панцирей. Такова, например, знаменитая на всем Кавказе “Гурда”. Рассказывают, что один из мастеров, достигший чрезвычайным трудом и усилиями хорошей выделки этих чудных клинков, встретил себе соперника в лице другого мастера, старавшегося всячески подорвать его репутацию. Произошла ссора, и первый, желая доказать преимущество своего железа, с криком “Гурда!” (“Смотри!”) одним ударом перерубил пополам и клинок и самого соперника. Имя этого мастера изгладилось из народной памяти, но его восклицание “Гурда!” так и осталось за его клинками. Знатоки различают три рода гурды: это – “ассель” (старая “гурда”), “гурда-мажар” и “гурда-эль-мурза”, отличающиеся друг от друга различными клеймами. Такой же славой пользовались на Кавказе кинжалы старого Базалая; но настоящие из них так редки, что немногим удавалось даже видеть их, и большинству они известны только понаслышке. Клинки эти высекают огонь не хуже огнива и бреют бороду, как бритвы. Нынешние мастера довольствуются тем, что кинжал при самом слабом ударе или нажиме врезается в медную монету настолько, что поднимает ее за собою. Немногие, однако же, достигают и этого искусства.

Каким образом выделывались старые клинки наверное никому не известно. Со смертью мастера обыкновенно умирал секрет его и теперь трудно даже определить: зависело ли это от личного искусства в отковке и закалке железа, или же от какой-нибудь смеси между собой различных металлов. Даже Елиазаров, лучший оружейник того времени, достигший замечательного мастерства в отделке булата, ничего не мог воспроизвести вроде гурды или волчка. Кахраман объяснил, однако, что лучшие клинки выделываются им из старых железных подков, которые обрабатываются с порошком турецкого чугуна и потом свариваются с турецкой сталью; самая закалка клинков производилась им весьма оригинальным способом: возле кузницы его стоял наготове всадник; раскаленное в горне лезвие кузнец передавал в руки всадника, который с места пускался в карьер и летел во весь конский опор до определенного места, подняв клинок против ветра. Сталь закаливалась быстрым движением воздуха.

Кахраман после долгих переговоров наконец склонился за высокую цену продать секрет изготовления булата и даже научить этому искусству мастеров, которые будут присланы для этой цели в Тифлис, но требовал материала: индийского железа, из которого только и может быть выкован настоящий булат, турецкой стали и турецкого чугуна в порошке. Канкрин полагал, что из множества видов и чугуна и стали, изготовляемых на наших заводах, не трудно было выбрать сходные по качествам своим с турецкими. Но что такое индийское железо Кахраман, получавший этот материал готовым из Персии и Индии, не знал и сам. На основании некоторых свойств его, а также и химических исследований, одни полагали, что это смесь из двух материалов – стали и железа, другие, что это сплав железной руды с самым чистым графитом и, наконец, третьи, что это есть не что иное, как сталь Вуца. Правильно ли или нет было такое заключение – не знаем, но образцы русского железа, присланные Кахраману, не годились для выделки булата. Лучшими из них он признавал двухвываренную сталь Златоустовского завода, потом сталь литую и, наконец, железо, которое в изломе можно было назвать белым и которое после раскаливания в горне ломалось от удара молота. Из этого материала можно было изготовлять, хотя не булатные, но отличные демаскированные клинки; из стали Бодаевского завода клинки также выходили хорошие, но уже без струи; металлы же прочих заводов и вовсе не годились для выделки добротного оружия.

В 1830 году из Златоуста присланы были в Тифлис четыре мастера, два немца и два русских, которые явились к Елиазарову и после двухлетнего обучения возвратились назад. Нужно полагать, что результаты обучения принесли заводу немалую пользу, потому что – случайно или не случайно – но лучшими клинками, выпущенными заводом, всегда признавались в кавалерии те, на которых была пометка 1832, 1833 и 1834 года, что совпадает как раз с первыми годами деятельности кахромановских учеников. Потом клинки стали выделываться хуже. Не касаясь шашек последнего образца, еще не опробованных в деле, и потому не подлежащих правильной оценке, нужно сознаться, что прежние шашки для боя не годились. Кому приходилось участвовать в кавалерийских схватках, тот подтвердит, что наша кавалерия рубить не умела, и что причина этого крылась прежде всего в неудовлетворительности наших клинков. Одиночные богатырские удары, на которые обыкновенно ссылаются очевидцы, ничего доказать не могут, потому что это проявление только физической силы, которую в равной мере требовать от всех невозможно. Гурда и волчок тем и хороши, что страшны даже в детских руках.