Исчадие ветров - Брайан Ламли

Куранес, Искатель и Морин могли только наблюдать, ощущая, как сохнет во рту от волнения, за Смотрителем, который вырастал из-под мостика, а Герон уже рванулся вперед.

— Элдин, идиот! — кричал он на бегу. — У тебя все получилось, только ты перестарался! Оглянись!

Смотритель имел некоторое, хотя и весьма небольшое, сходство с человеком: отливающий металлическим блеском, длинный, но при этом кажущийся грузным, весь какой-то зазубренный, с множеством суставчатых рук и сверкающими фасетчатыми хрустальными глазами, не упускающими ровно ничего. Он появился из-под перешейка, как чудовищный стальной паук, почти беззвучно перекинул тонкие ноги через парапет и устойчиво восстал на вымощенном брусчаткой узком мостике. Как раз в этот момент Элдин — было видно, что у него волосы на затылке встали дыбом, — обернулся и увидел его.

— Богом клянусь! — произнес Элдин, пытаясь одновременно и улыбнуться, и проглотить подступивший к горлу комок. — Это же мой старый друг, почтеннейший Смотритель!

Глаза Смотрителя, только что сверкавшие голубым льдом, сменили цвет на алый. В это самое мгновение Герон кинулся на спину металлического человека и вцепился в тупоконечный выступ, заменявший ему голову. Его атака, бесспорно, спасла жизнь Скитальцу. Ведь Герон дернул Смотрителя за голову как раз в ту секунду, когда из его глаз ударили два смертоносных красных луча. Лишь чуть-чуть разминувшись с Элдином, они оставили черное пятно на каменном косяке находившейся за его спиной арки.

— Он ведь просто пошутил, слышишь, ты, железное чучело! — вопил Герон, тщетно пытаясь свернуть металлическую голову Смотрителя.

— Смотритель! — кричал Куранес. — Смотритель, ты совершаешь ужасную ошибку! — Но Элдин, точно знавший, что никакой ошибки не было, уже метнулся вперед и исчез в здании музея. Смотритель же перенес свое внимание на Герона, поскольку охрана самого себя была для него второй по значимости после охраны музея.

— Морин, Часы! — крикнул де Мариньи и сам рванулся к машине времени. Если ему удастся поставить Часы Времени между Смотрителем и дерзким авантюристом, у того появится шанс на спасение. Но девушка, которую никогда не страшило ни одно существо, каким бы странным или даже чудовищным оно ни выглядело, побежала в другую сторону, на мост, где Смотритель уже сорвал Герона со своей спины и поднял в вытянутой руке. Это заняло лишь долю секунды, затем последовал столь же мгновенный осмотр пленника, после чего Смотритель повернулся и выпустил Герона над пропастью. Герон задел ногами за парапет и, согнув их в коленях, зацепился за него, в самом буквальном смысле слова хватаясь за жизнь!

Морин уже почти добежала до металлического человека, но Смотритель все еще не видел ее. Он нагнул голову, и взгляд его хрустальных глаз упал на судорожно согнутые на толстом парапете ноги Герона. Металлическая рука протянулась вперед, ухватилась за щиколотку и легко разогнула ногу. Вторая рука потянулась к другой ноге…

…Но тут подбежала Морин. Без малейшего колебания она кинулась между Смотрителем и Героном, перегнулась через стенку, схватилась за беспомощно вскинутую вверх руку и, полуобернувшись к Смотрителю, прокричала:

— Как ты смеешь?! Как ты смеешь?! Кто ты такой, чтобы убивать людей ради своего дурацкого музея? Немедленно вытащи Герона!

Тут подоспел и тяжело отдувавшийся, обливавшийся потом Куранес. Он тоже перегнулся, схватил Герона за вторую руку, и вдвоем они легко втащили бледного, как молоко, беднягу наверх — в сравнительно безопасное положение. Но лишь сравнительно, потому что Смотритель так и не выпустил его. Равно как не забыл он и об Элдине.

Увидев Герона в смертельной опасности, Скиталец выскочил из музея и, стиснув кулаки, принял классическую боксерскую стойку. Смотритель тоже заметил его и, выпустив — хотя и с явной неохотой — Герона, угрожающе шагнул навстречу Элдину. И тут де Мариньи приземлил Часы Времени на мостик, преградив ему дорогу.

Как только Смотритель увидел Часы Времени, его алые глаза пригасли до все еще опасного оранжевого цвета, полыхнули на мгновение яркой желтизной, а потом наконец сделались голубыми. Сверкая глазами, как двумя ледышками, он, довольно сильно громыхая, сделал шаг, затем другой к Часам. А сидевший в них де Мариньи внезапно понял, что нужно делать. Разве Атал не говорил ему, что Смотритель «говорил» с серым металлическим кубом, имитируя движения его четырех стрелок, с помощью этакой семафорной азбуки для роботов? Так что ему следует использовать Часы Времени для того, чтобы «побеседовать» со Смотрителем в той же самой манере. Но как именно? В той сложнейшей системе, которую представляли собой Часы Времени, скрывалось множество секретов, и это был один из них. Титус Кроу частенько намекал на то, что это устройство полуодушевленное и полуразумное, но вот чтобы оно еще и обладало способностью к механической речи… Хотя, почему бы и нет? Разве компьютеры в мире яви не «говорят» между собой? Почему же этого не могут делать Часы Времени? Даже Кроу так и не выяснил, что же именно означают движения — порой крайне неуверенные — этих четырех стрелок: показания времени, какие-то расчеты, размышления, «разговоры» с самими собой?

Де Мариньи знал, как пользоваться сканерами Часов, их сенсорами, усилителями голоса и вооружением. Он мог перемещаться в них через пространство, время и места, не относящиеся ни к тому, ни к другому. Все кнопки, рычажки и регуляторы накрепко запечатлелись в его сознании. В сознании Часов. В их сознании, его и Часов, когда их сознания составляли одно целое. Он закрыл глаза, почувствовал все знакомые инструменты и рычаги и потянулся к ним. И обратился к Часам: «Мне необходимо поговорить со Смотрителем. Сам я не справляюсь. Пожалуйста, помоги мне поговорить со Смотрителем».

В мире яви такое могло бы и не сработать, но в сновидениях все обычно удается легче. На этот раз все оказалось совсем просто: де Мариньи почувствовал, как в его сознании открылась дверца, или, скорее, дверца между сознаниями его и Часов, и сразу понял, что отыскал «коммуникатор» Часов Времени. И теперь способен говорить со Смотрителем.

Снаружи Смотритель подошел по мостику ближе, в его хрустальных глазах застыл какой-то труднопостижимый вопрос; он выжидательно смотрел на стрелки циферблата Часов Времени. И де Мариньи не следовало заставлять его ждать.

И Куранес, и Морин, и Герон заметили перемену в поведении железного человека, но и Часы повели себя необычно. Стрелки, и без того всегда совершавшие странные, необъяснимые движения по циферблату, сейчас, казалось, утратили последние проблески нормальности: они судорожно дергались, никак не координируя между собой эти скачки. Или, напротив, координировали, как никогда прежде. Во всяком случае, де Мариньи такого никогда не видел.

— Смотрите! — прошептал Куранес. — Смотритель двигает руками так же, как и Часы Времени. Смотрите, смотрите! Они разговаривают!

Четыре длинных и гибких руки Смотрителя описывали круги и полукруги перед его цилиндрическим туловищем. Вот они застыли в центральном положении, какие-то из них укоротились, какие-то удлинились до нужной длины и снова начали дергаться, размахивать, изгибаться в улавливаемом без особого труда ритме… Да, несомненно, он разговаривал с де Мариньи.