Столетняя война. Том III. Разделенные дома - Джонатан Сампшен

понимал. В марте 1380 года Людовик Мальский приехал в Париж, впервые за много лет, чтобы получить поддержку. Он был принят очень холодно. Его практический нейтралитет в англо-французской войне и поддержка Иоанна IV Бретонского вызвали негодование и ярость во французской столице. Его недавнее признание Урбана VI Папой было расценено французскими министрами как измена. В результате его беды были восприняты с безразличием королевским Советом и со сдержанным удовлетворением многими другими. Несмотря на заступничество своей матери, Маргариты д'Артуа, и зятя, Филиппа Бургундского, он, похоже, ничего не получил, кроме туманных заверений о будущей помощи, которые сами по себе зависели от состояния войны с Англией[592].

В начале апреля 1380 года Людовик покинул Париж с пустыми руками, но полный решимости отомстить за унижения предыдущей осени. Его призывы о помощи были встречены с большим сочувствием в других княжествах Нидерландов, где угроза городских восстаний осознавалась лучше, чем во Франции. Граф призвал к себе всех озлобленных изгнанников, которые потеряли свои дома, богатство и влияние в результате восстания. Договор с Гентом и его союзниками был разорван. Сторонники графа получили свободу действий и начали дикую войну против беззащитных деревень южной Фландрии, в ходе которой было убито огромное количество ни в чем не повинных крестьян. Они опустошили земли вокруг Гента, прервав речную торговлю города и разрушив ветряные мельницы, от которых зависел помол зерна. Люди Гента ответили нападениями на замки и поместья знати по всей Фландрии[593].

Людовик решил сначала разделаться с союзниками Гента. Брюгге, самый поздний и самый неохотный из них, отпал первым. Город контролировался правительством меньшинства, в котором главенствовали ткачи, и зависел от вооруженной поддержки Гента. В мае 1380 года правительство было свергнуто другими гильдиями. Армия, посланная из Гента для восстановления свергнутой фракции, была рассеяна перед воротами города. В начале июня Людовик Мальский с триумфом вернулся в Брюгге. Два месяца спустя, в середине августа, граф двинулся на Ипр . Гентцы снова попытались вмешаться. Но они неразумно разделили свои силы. В результате часть их армии была уничтожена кавалерией графа, а остальные были вынуждены отступить. Граф прибыл в Ипр и застал ведущих горожан на коленях перед воротами, сжимавших в руках ключи от города и умолявших о пощаде. Людовик, однако, не был склонен к милосердию. В последующие дни от 300 до 400 сторонников Гента были задержаны на улицах Ипра. Их обезглавили одного за другим на огромном эшафоте, воздвигнутом на рыночной площади. В течение нескольких дней после этой демонстративной казни офицеры Людовика Мальского вернули себе большую часть Фландрии, за исключением самого Гента.

2 сентября 1380 года граф Фландрии осадил Гент с огромной армией, собранной со всего региона. Однако Гент оказался стойким противником. Жители города были более сплоченными и более преданными своему делу, чем население Брюгге и Ипра. И, несмотря на превосходство в численности своей армии, граф не смог перекрыть снабжение города. В начале октября 1380 года он был вынужден пойти на очередное притворное перемирие. Главными факторами заставившими его сделать это, были жадность и логистические проблемы, связанные с пропитанием армии в течение долгих зимних месяцев, но еще одним фактором был политический расчет. Были "другие способы навязать свою волю земле", как писал граф своему кузену вскоре после этих событий. В то время, когда было написано это письмо, Карл V уже умер, и дяди нового короля взяли в свои руки управление Францией. В конечном итоге именно зять Людовика Филипп, герцог Бургундский, обеспечит Людовику эти "другие способы"[594].

* * *

Английские политические круги не думали, что восстание во Фландрии может послужить для них уроком, не больше, чем это сделал французский двор. Когда народное восстание вспыхнуло на их собственном острове, это событие застало их врасплох. Но оно не было громом с ясного неба. Большинство экономических проблем сельской местности в конечном итоге возникло из-за резкой депопуляции населения, последовавшей за Черной смертью: падение арендной платы и цен на сельскохозяйственную продукцию сопровождалось сильным требованием повышения заработной платы. Лорды сельских поместий ответили на это систематическим принуждением к соблюдению своих сохранившихся манориальных прав и ревностным применением Статута о рабочих, который был принят после первой волны эпидемии, чтобы ограничить требования рабочих о повышении заработной платы и ограничить их возможность переходить от лорда к лорду. Эти меры были эффективны лишь отчасти, но они провоцировали острые конфликты, иногда переходящие в физическое насилие. Тень Жакерии 1358 года омрачила мысли людей, и страх перед восстанием стал постоянной темой политических дискуссий. Мрачный и консервативный поэт Джон Гауэр предупреждал, что простой народ однажды разорвет свои узы, "что и произошло в других Лондонах". Франция, несомненно, была главной из множества стран, которые имел в виду Гауэр. И он был не одинок. После серии инцидентов на юге и западе в 1377 году Палата Общин в первом Парламенте Ричарда II сообщила, что крестьяне создают скрепленные клятвами ассоциации, чтобы противостоять требованиям своих лордов, и открыто сопротивляются бальи маноров. Палата Общин высказала опасения по поводу восстания в сельской местности, "как это произошло некоторое время назад во Франции" и призвала к более жестким мерам подавления[595].

В Англии и раньше случались вспышки народных волнений. Но, как правило, это были локальные беспорядки, направленные против целей, которые находились в непосредственной близости. Но новое крестьянское восстание было уникальным по своему географическому охвату и принятию более широкой политической и идеологической программы. Непосредственным поводом для него послужил подушный налог, принятый Парламентом в Нортгемптоне. Этот налог был глубоко ненавистен все. Его ненавидели за исключительно высокую ставку и регрессивную основу его начисления. Его ненавидели за навязчивый способ оценки и сбора, который осуществлялся официозными внешними уполномоченными, а не местными жителями, которые традиционно занимались этой деликатной и неприятной задачей. Но восстание было не просто протестом против налогообложения или даже против восстановления манориального контроля над несвободными и частично свободными людьми. Влияние Доброго Парламента вышло далеко за пределы представленных в нем сословий, и оно положило начало  радикализации народных настроений, сохранявшейся еще долго после его роспуска. Повстанцы были сосредоточены в столице и в регионах, где национальная внутренняя политика имела наиболее сильный резонанс. Они выступали против перекачки налоговых поступлений короля в карманы его министров, против предательства и коррупции, которые, по их мнению, подрывали военные усилия народа, как это сделала Палата Общин в 1376 году. От этих конкретных претензий они перешли к общему недовольству всем правящим классом. Когда после коронации молодого короля епископ Бринтон из Рочестера проповедовал против налогов, "отнятых у бедных и потраченных на поддержание гордыни богатых", он наполнил свою проповедь явными ссылками на споры предыдущего года, и его слова приобрели известность далеко за пределами Дворцового двора, где