Никон - Владислав Бахревский

– Постромки кто-то подрезал, – сказал ямщик мрачно.

– Садитесь ко мне, догоним коней.

– Спасибо тебе, добрый человек, – поклонился ямщик Кудеяру. – Не ты бы, не знаю, что и делать. Вечереет.

– Волки есть в лесу? – спросил монах.

– А куда они денутся?

Побледнел ученый грек.

Коней догнали.

– Вот что, – сказал седокам своим Кудеяр. – Пока вы назад доберетесь, пока сани наладите, совсем ночь будет. Ты, ямщик, возвращайся, в кабачке переночуешь, до него не больно-то далеко, а я твоего монаха довезу до монастыря. Хоть и велик путь, да, глядишь, мне на том свете зачтется.

– Спаси тебя Бог! – обрадовался монах.

4

Кудеяр свернул с большой дороги. Малой дорогой проскакал деревеньку. Здесь в крайней избе поменял лошадь и опять в лес. Полузанесенным, едва приметным следом ехал просеками и полянами.

– Куда мы? – спросил с тревогой ученый монах.

– Я сокращаю путь, – ответил по-гречески Кудеяр, – дорога делает большую петлю.

– Ты знаешь греческий язык?! – воскликнул монах, светлея и успокаиваясь. – Но кто же ты?

– Я, отче, из людей, вторящих царю Соломону, который говорил: «Наша жизнь не облако и не туман, который разгоняет лучи солнца. Будем же наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностью».

– Сын мой, неужели ты не дочитал главу до конца? Царь Соломон осуждает этих людей, ибо эти люди говорят: «Имя наше забудется со временем, и никто не вспомнит о делах наших». Это о неверящих в бессмертие духа.

– Но можно ли осуждать людей, которые хотят везде оставить следы веселия?

– Я назову тебе разрушителя городов Навуходоносора, братоубийцу Каина, истребителя детей Ирода. Но сможешь ли ты назвать имена тех, кто оставил следы веселия?

– Да, отче, смогу. Это Гомер, воспевший подвиги героев, Аристотель, показавший миру, что мысль не сон, а такое же творение, как дворец или храм!

Монах отмахнулся от слов Кудеяра.

– Человеку не хватит жизни, чтоб уразуметь святое Писание, всего одну книгу.

– Но Соломон говорил: «Человеколюбивый дух – премудрость».

Монах улыбнулся.

– В той же главе сказано: «Так они умствовали и ошиблись».

– Отче, вот впереди избушка, – показал Кудеяр. – Надо покормить лошадь, а нам погреться. Отсюда до большой дороги рукой подать.

5

Встречать Кудеяра вышел молчаливый человек. Молча поклонился, молча взял лошадь, повел во двор.

Едва гости переступили порог избы, хозяйка, не спрашивая, кто они такие, поставила на стол горячий самовар.

– С мороза не грех выпить того, что греет пуще чаю, – сказал Кудеяр, подмигнув хозяйке.

Тут же объявились две чарочки: одна в виде петушка, другая в виде курочки. Петушка хозяйка предложила монаху. Тот сразу же водку выпил, покрутил с удовольствием головой, закусил поднесенными грибами, хотел что-то сказать, но повалился вдруг на стол грудью, уронил голову и захрапел.

Кудеяр расстегнул на монахе шубу. Из-под рясы, с груди, достал кожаный мешочек с грамотой патриарха к игумену Паисию. Прочитал, усмехнулся:

– Итак, гречанин Нифон Саккас, будем знакомы.

Вошедшему в избу хозяину приказал:

– Монаха доставишь с осторожностью на стан. Мне свежую лошадь. Живо!

1

Ночь, юная, синяя, не успевшая потемнеть, на человеческие тайные происки глядя, размахнула крыльями над лесами и замерла. Высоко, неподвижно стояли белые дымы над избами. Звезды были чистенькие, как овечки.

Сквозь тишину тяжелый скок уставшей лошади. Миг молчанья. И звоны била.

Сбегались люди к дому Кудеяра с факелами.

Примчался Кудеяр неведомо откуда. Одежд не сбросил, не сошел с коня.

– Все собрались? – спросил.

– Все, – ответили в испуге.

– Едали нынче мясо?

– Ели.

– Сытно было?

– Сытно.

– Вы ели мясо братьев ваших!

Смутились все: уж не умом ли тронулся атаман? Аксен Лохматый, помявшись, молвил:

– Опомнись, Кудеяр! Говядина была во щах. И трех баранов съели. Хоть ныне пост, но батюшка Михаил разрешил оскоромиться. Морозы велики.

– Вы ели мясо братьев ваших! – крикнул Кудеяр и бросил било под ноги толпе.

– Эй, Кудеяр, не заносись! – на крик ответил криком Холоп. – Ты укоряешь нас за то, что мы в Покровском взяли скот, а не у черта на куличках, у Белгородской черты. Мы сунулись туда, да нам по носу дали. Еле ноги унесли.

– Крестьяне – наша живая вода. Мы припадем к ней и, как бы ни были изранены, воспрянем!.. Нет тебе прощенья, Холоп. Или я неправ? – спросил Кудеяр разбойников.

– Ты прав.

– Те, кто был с Холопом, будут наказаны. Наказанье вы назначите сами себе. А покуда сгоняйте скот – и в Покровское! За съеденное заплатите деньгами. И ты, Холоп, сбирайся. Казнь тебе назначат покровские мужики. Аксен, возьми его под стражу. Выступаем завтра утром, затемно.

Кудеяр спрыгнул с измученной лошади и, тяжело поднимаясь по ступеням, вошел в свои хоромы.

Бесшумно зашли за ним следом люди, затопили печь, поставили на стол еду.

Кудеяр распахнул шубу, сел к огню. Он смотрел на огонь, и напряжение, державшее его в тисках весь день, растаяло. Шевельнул плечами – шуба сползла на пол.

В избу вошел Вася Дубовая Голова.

– Поешь, Кудеяр! – сказал он, зажигая свечу. – С дороги, чай.

Кудеяр встал, подошел к ведру с водой.

– Полей.

Умылся. Сел за стол.

– Слушай, – сказал он Васе, – а ведь мы с тобой ослушники.

– Это как же?

– А так! Забыл, зачем тебя матушка к Кудеяру посылала?

– А ты, гляди-ка, помнишь?

– Помню, Вася. Атаман обо всем должен помнить.

– Ну и придумал чего-нибудь?

Кудеяр собирался было ответить, но тут пришел Микита Шуйский.

– Атаман, привезли монаха. Спит беспробудно. Мы его пощупали. И в кушаке грамотку нашли…

Кудеяр взял грамотку, поднес к свече.

– Ого! Мой грек с двойным дном, оказывается! Я голову ломал, как быть, а тут вот оно! Никон тайно спрашивает, сколько денег у монастыря, – потряс грамоткой. – Монаха поместите в дом к отцу Михаилу. У Михаила и книг много, и брага хороша. Пусть себе читают и пьют на здоровье. А теперь скажите-ка мне, что совет решил?