Ангелочек. Время любить - Мари-Бернадетт Дюпюи

Сконфуженная Коралия встала. Тяжело подойдя к почерневшему громоздкому деревянному буфету, она вынула кусок мыла, который берегла для стирки.

— И как это делать? — проворчала она.

Анжелина поставила таз на низкий стул, затем дала ей две ватно-марлевые повязки, которые используют для компрессов.

— Намочите их, а затем протрите между ног и ополоснитесь. Это не сложнее, чем мыть тарелку или стирать белье. Я подожду на улице.

Анжелина испытала облегчение, когда вышла и села на пороге. Она любовалась горами, увенчанными снежными шапками. Солнце садилось. Воздух, по-прежнему прозрачный, стал еще прохладнее.

«Все же у меня странное ремесло! — думала Анжелина. — Папа часто так говорил, но я тогда его не понимала. В самом деле, я вторгаюсь в жизнь чужой семьи, вижу, как она живет, сталкиваюсь с нищетой и грязью или с достатком и чистотой. Вопреки собственной воле мне нередко приходится выслушивать исповеди. Я узнаю о тайнах супружеских пар. Именно поэтому раньше повитухи давали клятву сродни обету молчания. Мы и теперь должны ее соблюдать».

С легкой улыбкой Анжелина вспомнила признания своей мачехи Жермены, когда та поняла, что беременна, и о лукавом замечании дядюшки, пошутившего насчет удовольствия. «Разумеется, все семейные пары или любовники занимаются любовью, вне зависимости от возраста, в чем я убедилась. Но если бы я не была повитухой, то, глядя на себе подобных, думала бы об этом гораздо меньше».

— Думаю, я чистая! — крикнула из дома Коралия.

— Иду…

Теперь Анжелина могла приступить к осмотру. Ее очень беспокоило тяжелое дыхание пациентки. Она объясняла это излишним весом, но неровное и шумное дыхание было для нее тревожным сигналом.

— Вы консультировались с доктором? — спросила Анжелина, сосчитав пульс и прослушав сердце младенца с помощью небольшого деревянного рожка.

— Да, но для этого пришлось спускаться в долину Масса на телеге, а я боялась по дороге снести мальца.

Анжелина решила смириться с тем, что Коралия употребляет слова, которые произносят, когда речь заходит о животных.

— Вы, наверно, рады, что выносили этого ребенка до конца беременности? — все же спросила Анжелина.

— Да не очень-то! Если у меня будет мальчик, то он сможет помогать отцу. Но если девочка… Это будет настоящая беда. Муж мало зарабатывает, а тут еще лишний рот. Мне не надо было уезжать из Сен-Жирона. Там я могла наняться служанкой. Здесь так тяжело жить! Мы как взаперти с ноября по май, да еще снег и волки, которые бродят в окрестностях. Хотя, похоже, здесь собираются открыть школу.

— Школу?

— Послушайте, в Ансену живут десятка два мальчишек и девчонок, которым приходится ходить за три километра в новый хутор Раме, чтобы посещать уроки молодого учителя. Он дает их в хижине около ручья[34].

Анжелина позволяла Коралии говорить, зная, что это поможет будущей матери расслабиться, что было очень важно во время детального осмотра.

— Это хорошо! Вашему малышу не придется проделывать такой долгий путь, чтобы попасть в школу. Это хорошая новость. А теперь согните ноги в коленях и разведите их в стороны. Я понимаю, это вас смущает, но постарайтесь думать о том, что я всех женщин, которых осматривала, видела в такой позе. У меня нет другого способа удостовериться, что все в порядке.

— Ладно.

— Господи! — воскликнула Анжелина, осмотрев будущую мать. — Шейка вашей матки широко раскрылась. Вы должны чувствовать схватки. Скажите правду, Коралия, у вас нет регулярных болей?

— Да нет, просто ноет поясница, вот и все.

— Возможно, вы не ощущаете спазмов вашей, на мой взгляд, слишком растянутой матки. Похоже, у вас родится крупный ребенок. Попросите вашего мужа, чтобы сегодня вечером он помог вам походить. Вы должны как можно больше двигаться.

— Черт возьми, он не будет. Он съест суп и ляжет спать.

Обеспокоенная Анжелина подумала, что для ее пациентки было бы безопаснее рожать в больнице. Однако везти ее в Сен-Жирон было слишком поздно.

— Коралия, я остановилась у своего дядюшки. Скажите мужу, чтобы он пришел за мной, если что-нибудь произойдет. Например, если у вас отойдут воды или вы почувствуете острую боль. Даже ночью!

Анжелина старалась говорить спокойным тоном, чтобы не пугать будущую мать.

— Да, мы так и сделаем. Вы очень милы, надо же! А все говорили, что вы гордячка. Но я так не думаю.

— Надо всегда самим судить о других людях, — ответила Анжелина, улыбаясь. — Я покидаю вас. До скорого!

* * *

Вернувшись в дом дядюшки, Анжелина застала Луиджи и Жана Бонзона жарко спорящими о политике и теологии. У сидевших на камне около очага мужчин, похоже, были одни и те же взгляды.

— Ну, племянница, — прорычал горец, — как там Коралия?

— Ребенок должен родиться завтра, судя по предсказаниям ведьмы с плато, — ответила Анжелина. — Осмотрев Коралию, я склонна с этим согласиться.

Албани перекрестилась. Она так делала каждый раз, когда в ее присутствии упоминали о дьявольских силах, которых считала могущественными и поэтому боялась. Потом она стала тихо, как мышка, сновать по дому, устраивая своих гостей на ночь.

— Я приготовила тебе кровать в комнате на втором этаже, Анжелина. Твоему жениху придется спать на чердаке, но там тоже стоит кровать, та, на который ты спала, когда была маленькой девочкой.

— Очень хорошо, — откликнулся акробат. — Мне часто приходилось спать на земле в лесу.

Его последние слова направили в новое русло разговор. Луиджи пришлось рассказывать о годах странствий и почти сыновней привязанности к отцу Северину, теперь приору аббатства Комбелонг. Он вкратце поведал мрачную историю своего ареста и приукрасил не только бегство, но и свое пребывание в Испании. А тем временем Албани подала восхитительный ужин, состоявший из колбасы, заячьего паштета, толстого омлета с белыми грибами и зеленого салата, приправленного белым вином.

— Мы каждый год выращиваем свинью, — сказала Албани. — Я дам вам лярда и сала. Оно уже просолилось.

Жан Бонзон откупорил бутыль сидра. Он ликовал, видя за своим столом любимую племянницу и ее жениха. Луиджи внушал ему полнейшее доверие. Горец был, пожалуй, даже очарован им, покорен.

— Он именно тот мужчина, который тебе и нужен, Анжелина, — заявил он. — Твой доктор из Тулузы, за которого ты собиралась замуж, ничего не стоит по сравнению с ним. Своего аристократа ты любишь по-настоящему, я это чувствую.

— Спасибо, мсье, — фыркнув, сказал Луиджи.

— Э! Никаких «мсье», тем более «вы». Зови меня Жаном. Или дядюшкой Жаном, раз ты входишь в нашу семью.

— Кстати, — вмешалась в разговор Анжелина, — мне искренне хотелось бы, чтобы вы, тетушка и ты, присутствовали на нашей свадьбе. Ты не можешь мне отказать, дядюшка. Это будет так, словно в этот знаменательный день меня поздравит мама.