Литература как жизнь. Том I - Дмитрий Михайлович Урнов

уцелели книги, которые я так и не успел сдать. Как же работают сотрудники? «Товарищи, мало пользуетесь библиотекой», – в наше время говорила заведующая. «А пегеписка Флобег'а не г’азг’езана!» – удивлялся Голенищев-Кутузов, ведь писали о переписке Флобера. Так и пишут, так работают: кто, «ползая по сети Интернета», ищет источники, а кто берет прямо из головы, как выражался Гек Финн.

Две культуры

«Существуют две нации, между ними нет ни общения, ни сочувствия, нет у них представления о вкусах и взглядах друг друга, словно они обитают в различных сферах или находятся в разных мирах…».

Бенжамен Дизраэли. «Сивилла, или Две нации» (1845).

Умонастроение мое институтских времен на первых порах походило на послевоенное увлечение футболом: каждый из нас старался сам «штуки забивать» вместо того, чтобы кому-то другому «отдавать мяч на выров». Очень нужно мне корпеть над чужими текстами! Всё же разнообразие даваемых мне заданий, чтобы их выполнить, заполняло прорехи в знаниях, docendo discimus, способствуя в познании другим, помогал прежде всего самому себе восполнять пробелы в образовании.

Срочно к выступлению Анисимова на собрании писателей реферировал нашумевшую лекцию Сноу «Две культуры». Сноу ссылался на эллинизм, а я мало что знал про эллинизм (проф. Полонскую едва слушал), пришлось доучиваться, чтобы не наляпать ошибок. Слушая речь Большого Ивана, когда он в Союзе писателей говорил по моему реферату о лекции Сноу, я понял, что же я реферировал. С облегчением вздохнул, когда упоминая эллинизм, Иван привел выдержки из моего реферата, даже лучше меня самого понимая, что в реферате изложил я. Лекцию Сноу на Западе не забыли и даже справляли её полувековой юбилей, напирая на один мотив, расхождение технического образования с гуманитарным, и минуя политическое существо дела, но уж это я уловил благодаря Большому Ивану, сделавшему выводы на основании моего, не очень мне самому понятного реферата. Современный Запад переживает нечто вроде эллинизма, упадка, толкуя Сноу, говорил Иван, подчеркивая, что переживает Запад. А мне Анисимов сказал: «Молодец Сноу – говорит о двух культурах!» После паузы: «У него две культуры не те, не по Ленину, но всё равно это правильно».

Ничто нам так не навредило, как искажение ленинской идеи «двух культур». Пожалуй, лишь христианская заповедь «Возлюби врага своего» подвергалась столь же беспардонному извращению, но это не сказывалось на нашей повседневной работе. А «две культуры» превратились в проскрипционный принцип. Нужно различать две культуры, говорил Ленин, имея в виду культуру передовую и консервативную, а различать, не зная обе культуры, само собой, нельзя. Но ссылаясь на ленинские, вырванные из контекста слова «берем только» (развиваем), культуру разрубали надвое, и нам вдалбливали, что достаточно знать только одну культуру, передовую. Перетолкование ленинского представления мешало изучать и печатать всё, что не втискивалось в рамки передового.

Ленин говорил, что овладеть следует всем богатством знаний, накопленных человечеством. В постсоветские годы над этими словами измывались как бессмыслицей, не вникая в смысл сказанного, а сказано было во времена, когда неистовыми ревнителями революционной веры считалось, что от многих знаний необходимо отказаться. В советские годы, что Ленин ни говорил, понимали применительно-произвольно. Во времена Горбачева, который продолжал ссылаться на Ленина, горбачевская версия ленинского понимания общечеловеческих ценностей послужила орудием развала.

Когда начали крутить «общечеловеческими ценностями», я по совместительству уже преподавал в МГИМО, учреждение насквозь политическое, и там началась паника. Прежде всего всполошились, где и когда Ленин говорил то, что на него непохоже? Завкафедрой марксизма, сомневаясь в горбачевском истолковании Ленина, напоминал пушкинского Отца Варлаама, которому беглый монах читает сыскную грамоту шиворот-навыворот, и получается, что беглый это сам Варлаам. Спасая себя, старик, взрывается: «Нет, брат, молод ещё надо мной шутки шутить». И завкафедрой доискался в статье о программе тех слов, какие были искажены и присвоены реформатором. Ленин говорил о бесспорном для марксиста: общечеловеческое в принципе, конечно, выше пролетарского, но принцип осуществим лишь в бесклассовом обществе. Успокоив свою философскую совесть, завкафедрой публично однако не выступил, а в печати и на деле торжествовал абсурд, процесс пошел, и перетолкование ленинских слов имело, как мы слишком хорошо знаем, последствия катастрофические по мере того, как стали делиться с зарубежным человечеством ценностями материальными. Задешево продали целые промышленные отрасли, разбазарили часть бесценных природных ресурсов, отдали куски своей территории, открыли разведывательные секреты, а информацию, наработанную целыми исследовательскими институтами, ученые, увешанные советскими званиями и наградами, вывозили за рубеж как свою собственность: настолько общечеловеческими оказались ценности адептов и агентов перестройки, проводивших классовые интересы компрадорской олигархии (теперь это вредительство оправдывается как изменение тренда нашего развития, то есть не жульничество, не воровство, не предательство – не подлежит Уголовному кодексу, реформаторы хотели, как лучше, и сделали всё, что могли).

Большой Иван, когда Сноу заговорил о «двух культурах», шагнул ему навстречу, прекрасно понимая, что Сноу говорил о других культурах, но все же английский писатель считал желательным и даже обязательным знание двух культур, и Анисимов хотел было, тот же довод использовать, но не успел, скончался. Ставший после Анисимова нашим директором Сучков думал сдвинуть дело с мертвой точки. Он считал, что Ленину непосредственным источником идея «двух культур», которая восходит к Платону, мог послужить Дизраэли и его роман «Сивилла, или Две нации». Соответствующую выдержку найти и перевести было нетрудно, но Сучков полагал, что Ленин цитировал по старому переводу романа. «Я сам читал перевод!» – говорил он, требуя, чтобы я отыскал ту книгу: две нации – две культуры: богатых и бедных в капиталистическом обществе, у нас при социализме разобщение культур, само собой, изжито, преодолено. Однако искомого перевода не было. Но найдись перевод, что изменилось бы? После кончины Бориса Леонтьевича наш ЮрБор мне рассказал: у них в семье считалось, что Ленин взял идею «двух культур» из статьи его деда Роберта Виппера «Две интеллигенции»: предреволюционный идейный раскол среди образованных, с чем, как считалось, тоже давно покончено в нашем обществе. Ну, сослались бы на Виппера и что? Как будто ссылка могла перевесить бесчисленные повторения «берем только… берем только… берем только». Вадим Кожинов пытался с «только» спорить, но никакие доводы не действовали, действовали интересы.

«То, что полезно для общества, возможно ввести в жизнь только силой, так как частные интересы почти всегда этому противоречат», – с этими словами Руссо согласился Пушкин. Личные интересы вовлечены в затемнение любого вопроса, это универсально, борьба во имя интересов общественных не бывает безличной. Прояснение ленинского понимания культуры становилось невозможным из-за благоглупостей, что годами высказывались по поводу «двух культур». Кем благоглупости высказывались, те и старались