Долина забвения - Эми Тан

— Давай сегодня радоваться, Луция. Давай забудем обо всем, что было, и будем верить, что наша судьба изменится.

— Ты собираешься сделать меня второй женой? — спросила я.

— Я готов попробовать. У нас сейчас больше шансов.

— Каковы шансы, что твоя семья меня примет? Как ты думаешь, что вероятнее: теплые объятия, терпимость, негодование? Только честно. От этого зависит мое счастье.

— Может потребоваться время.

Он начал рассказывать, как хочет подойти к матери с просьбой, чтобы меня признали младшей женой.

Я уже не слушала его. За последний час я обдумала, как изменится моя жизнь, если я уеду от Даннера. Здесь у меня была свобода, никто не говорил, что мне делать. Вайолет обожала Даннера, а он обожал ее. И мы втроем — я, Даннер и Золотая Голубка — стали лучшими друзьями, которые без раздумий могут положиться друг на друга.

— Я предпочла бы сохранить существующее положение вещей, — сказала я Лу Шину. — Ты можешь дать мне любой статус в твоей семье, какой пожелаешь, пока и Вайолет, и наш сын не будут признаны твоими родителями. Но до этих пор я продолжу жить здесь, в доме Даннера, вместе с детьми.

На лице у Лу Шина было написано облегчение. Он снова заговорил о своих шансах заслужить одобрение семьи, как только покажет им сына.

— Но пока их обоих не примут в семью Лу, — заметила я, — их будут считать детьми Даннера. У меня будет американское свидетельство о рождении, где это будет записано. И даже если их признают, дети продолжат жить со мной.

— Наш сын должен проводить время с бабушкой и дедушкой, особенно в важные даты. Это подчеркнет его законный статус в семье.

— А что насчет Вайолет?

— Я позабочусь о том, чтобы ее тоже признали и хорошо с ней обращались. Но я не могу изменить традиции и важность для моих родителей первого мужчины следующего поколения.

Два года назад я бы ни за что не согласилась на подобные условия. Но сейчас я видела, что пыталась навязать себя его семье из-за глупости и гордыни, из-за них же я страдала от их неприязни. Мое предложение не было компромиссом, я действительно этого хотела. Я могла забыть о своих обидах и скрытности Лу Шина. В эту ночь мы лежали в постели, а между нами лежал наш сын. Лу Шин говорил столько ласковых слов, сколько я не слышала от него за целый год. Он сообщит семье, что будет делить свое время между двумя домами: семейной резиденцией и домом на Восточной Цветочной аллее. Несмотря на восторженный разговор о будущем, я нс питала напрасных надежд. Его родители могли не признать нашего сына законным первенцем нового поколения. Но в этом случае для меня ничего не изменится. У меня по-прежнему будет двое любимых детей. Я могла сколько угодно разочаровываться в Лу Шине, но мое счастье больше от него не зависело. Лу Шин никогда не смог бы стать мне таким мужем, как Даннер, который был гораздо лучшим отцом, чем мой собственный отец.

Когда Лу Шин ушел, я рассказала Даннеру о своих планах.

— Лу Шин отказался жить здесь и стать вторым мужем, — сказала я. — Так что наша семья будет состоять только из тебя как первого мужа, меня как первой жены, Вайолет и младшего ребенка. Лу Шин будет приходить к нам в гости, как и раньше. Он может назвать ребенка так, как ему заблагорассудится. Но его американское имя будет Тедди Минтерн Даннер.

Даннер так растрогался, что у него появилась одышка.

Лу Шин вернулся рано утром следующего дня, когда Даннер, Вайолет и я завтракали. По его лицу я видела, что ему не терпится увидеться с сыном.

— Ребенок спит, — сказала я. — Не стоит его тревожить.

Лу Шин попросил меня поговорить с ним наедине, и мы вышли в сад. Я поняла, что мои чувства к нему тоже изменились: он больше не нужен был мне ни для счастья, ни для дома, ни для будущего. Теперь я была свободна и могла видеть его таким, каким он был на самом деле. Он был мужчиной, в которого я когда-то влюбилась, но я не была уверена, что стану любить его и дальше. Я задавалась вопросом, видит ли он во мне эту перемену.

— Мать согласилась увидеть нашего сына, — сказал он. — Я сообщил ей, что у него во внешности много фамильных черт семьи Лу, поэтому нет сомнений, что он часть нашего рода. Я сказал ей, что с того самого мгновения, как он увидел меня, он задержал на мне взгляд и признал меня как своего отца.

Я рассмеялась его выдумке.

— И я сказал, что его зовут Лу Шэнь. «Шэнь» означает «основательный». Я бы выбрал имя вместе с тобой, но у меня не было времени. Я улучил возможность поговорить с матерью, когда никто не мог нас подслушать.

— Разумеется, я не могу осуждать тебя за то, что ты дал ему китайское имя, потому что я уже дала ему американское: Тедди Минтерн Даннер. Тедди, не Теодор, — два имени, которые мы дали ему независимо друг от друга, показывали, насколько мы отдалились. — Я только сейчас поняла, что никогда не спрашивала, что значит твое имя Шин.

— «Удовлетворенность достигнутым», — сказал он. — Имя, которое насмехается надо мной. Я ничего не достиг — ни для тебя, ни для семьи. Как художник я тоже не состоялся. Но наш сын исправит мои ошибки. Однажды он станет главой великой семьи.

Последние слова стали опиумом для моей души.

— Когда твоя мать хочет с ним увидеться?

— Сегодня вечером. Она уже вся в нетерпении. Лучше всего, если я отвезу его сам, один. Если она признает ребенка своим внуком, она представит его моему отцу. И если он тоже с ней согласится, мы сможем им сказать, что тебя нужно признать как его мать.

— Скажи-ка мне еще раз, что будет, если они не признают меня?

— Мы будем растить детей отдельно от моей семьи. Но у него не будет законного статуса китайского ребенка, поэтому он не попадет в список наследников, а мне очень хотелось бы, чтобы он там был.

Я попросила его дать мне время для размышления и обещала, что вечером скажу ему, сможет ли он повезти сына к родным без меня.

Я решила посоветоваться по этому вопросу с Золотой Голубкой и Даннером.

— Они могут отвергнуть его, — сказала я. — Или могут принять в семью только его, но не меня.

Мы говорили об этом весь день. Я представляла на обсуждение различные возможные варианты, и они обдумывали их вместе со мной. Но когда они советовали мне то, что не совпадало с моими желаниями, я не слышала их слов. Мне хотелось, чтобы моих детей — и Вайолет, и Тедди — признали, чтобы у них были все возможности прожить хорошую жизнь — такую, какую они выберут сами.

Вечером, к тому времени как пришел Лу Шин, Тедди уже был собран в дорогу. Лу Шин привез няню и захватил с собой шелковые детские пижамки. Он благодарно обнял меня и признался в любви. К вечеру следующего дня он вернет мне Тедди, и я даже не успею по нему соскучиться. Я поцеловала в личико спящего Тедди. А потом отпустила его.

Ночью я не сомкнула глаз. Я представляла, что почувствует мать Лу Шина, в первый раз увидев внука. И конечно, я вообразила худшее из того, что могло быть, — выражение отвращения. Даннер успокаивал меня, старался отвлечь от переживаний историями о тезке малыша Тедди. Когда я сказала, что все наши старания напрасны, Даннер привел тысячу доводов, убеждая меня, что у Лу Шина все получится. Он начал с того, что описал отчаянное желание бабушки увидеть внука, до того как она отойдет в мир иной. Еще он сказал, что она, скорее всего, будет снисходительна к Лу Шину, потому что тот — ее первенец. Он перечислил множество семей, известных тем, что у ее представителей была смешанная кровь. Наконец он сказал, что Тедди слишком милый, чтобы не смягчить сердце любой бабушки.