Катынь. Ложь, ставшая историей - Иван Чигирин

Ладно, читаем дальше.

«Однако Сопруненко, вконец измучив следователей, всё же начал говорить. И вспомнил, что заместитель Берии Кобулов в марте провёл в НКВД совещание, на котором присутствовало человек 8–12…»

Стало быть, главным по операции был Кобулов? Странное, весьма странное поручение для начальника Главного экономического управления НКВД…

«— Нам дали по очереди прочитать письмо… Это было постановление Политбюро за подписью Сталина (запомните эту фразу, крепко запомните! — Авт.). Я помню слово „расстрелять“. Прочитал — и мне стало дурно…

На видеоплёнке в этом месте Сопруненко вскакивает и показывает, как, схватившись за стул, он тогда еле удержался на ногах…

Почему Сталин вынес полякам смертный приговор? Сопруненко полагает, что „великий вождь“ не мог простить поражения Красной Армии под Варшавой в 1920 году. Сталин был тогда членом Военного совета…»

Сейчас версия другая — Сталин-де мстил за умученных в польском плену красноармейцев, но тогда в СССР об этой странице советско-польских отношений знали считанные единицы. Как бы то ни было, Сопруненко сказал чушь, поскольку Сталин и вправду был членом Военного совета, да — но другого фронта. И едва ли эта чушь могла принадлежать работнику НКВД того времени, который уж что-что, а основные вехи биографии вождя должен был знать. В начале 90-х активно раскручивалось «дело Тухачевского», под него и подогнали объяснение…

«После встречи у Кобулова, утверждает Сопруненко, он уехал в Выборг — обсуждать обмен военнопленными с финнами. И только вернувшись из Выборга, узнал от своего заместителя Хохлова, что лагеря „разгружены“…

„Не мой почерк“, — говорит Сопруненко, когда ему предъявляют его резолюцию на донесении начальника лагеря „Люди отправлены“. Дескать за него подписывал заместитель Хохлов. Следователь достаёт рапорт Хохлова тех же дней с резолюцией Сопруненко.

— Это что, он сам себе писал?»

А вот дальше — обратите внимание! — идёт откровенная подгонка под ответ.

«Впрочем, в распоряжении следствия есть и документы, составленные Сопруненко задолго до командировки. В ноябре 1939 года он дал указание передать 6005 дел поляков на Особое совещание („Это было личное распоряжение Берии!“) А предложение Сопруненко наркому Берии о „разгрузке лагерей“, датированное 20 февраля 1940 года и предполагавшее передать на ОСО 400–500 дел, вернулось через 3 дня с распоряжением Берии (которое сам Сопруненко и изложил начальникам областных управлений НКВД) перевести во внутренние тюрьмы для рассмотрения на ОСО практически всех офицеров из Козельского и Старобельского лагерей! Это можно считать началом конвейера смерти».

Журналист наверняка не знал, да и следователь, скорее всего, тоже… а вот Сопруненко, если бы это был настоящий, не срежиссированный допрос, в этом месте непременно выложил бы мощнейший аргумент в свою защиту — что ОСО в то время не имело права приговаривать к смертной казни. Но он смолчал, лишь сокрушённо вздохнув в конце допроса:

«Кроме сожаления, ничего… Не я принял решение, не я выполнял…»[170]

Так чего же боялся старый чекист? А ведь он явно чего-то боялся, если признавал столь откровенную чушь, как расстрельные полномочия Особого совещания…

Забегая вперёд, скажем, что «второй старик» — бывший начальник Калининского УНКВД Дмитрий Токарев — показался более изобретателен и нашёл возможность выставить в своих показаниях «маячки», обозначавшие фальшивки. Да и то сказать, Сопруненко — бывший краском-пограничник, а потом сотрудник УПВ, а Токарев — зверь тёртый, уже к 1940 году имевший опыт не только оперативной, но и закордонной работы, а потом много лет возглавлявший областные управления НКВД сперва Калинина, а потом Владимира. С таким «зубром» нынешним правоохранителям не тягаться…

…Вернёмся к рассказу Генерального прокурора.

«Однако пока не удалось отыскать следственные дела на расстрелянных военнопленных и протоколы Особого совещания при НКВД СССР, хотя на их наличие в то время (апрель — май 1940 г.) указывают многочисленные косвенные доказательства».

Забегая вперёд, скажем, что эти дела не найдены и по сей день.

«Кроме того, из показаний свидетелей — бывших ответственных работников НКВД СССР усматривается, что имелось постановление ЦК партии за подписью Сталина о ликвидации через УНКВД польских военнопленных, содержавшихся в Козельском, Осташковском и Старобельском лагерях.

В связи с этим прошу Вашего поручения общему отделу ЦК КПСС проверить наличие архивных материалов (возможно, совместных решений ЦК ВКП(б) и СНК СССР по указанному вопросу и копии их передать в Прокуратуру СССР».

Тогда их не нашли — помешал ГКЧП и последующие события. Отыскались они лишь полтора года спустя, уже в другой стране — август 1991 года их обнаружение не отменил, а всего лишь отсрочил…

Расследование ГВП делится на две части — до 2 августа 1993 года и после него. Именно этим днём отмечено «заключение комиссии экспертов ГВП по уголовному делу № 159», полностью признавшее вину СССР в расстреле польских военнопленных.

По форме это, впрочем, не юридический документ, а псевдонаучная статья для журнала вроде «Огонька» (кто не верит, может найти этот документ в интернете и прочесть самостоятельно).

Об уровне исторических знаний «экспертов» говорит следующая фраза:

«Институт особых совещаний, созданный… постановлением Президиума ЦИК СССР в 1934 г., был внесудебным, с правом рассматривать дела о так называемых контрреволюционных преступлениях и назначать за них высшую меру наказания — расстрел».

Анализировать этот текст неинтересно, бессмысленно, да и не нужно. Любопытны здесь лишь два момента. Первый — это общее число жертв, а именно 22 тысячи. Точнее — 14 522 расстрелянных из лагерей и 7305 — из тюрем, а всего 21 827 человек. Почему этот факт стоит отметить, станет ясно из следующей главы.

Второй момент — квалификация совершённого преступления.

«Итак, И. В. Сталин (дальше идёт длинное поименное перечисление должностных лиц. — Авт.)… исполнявшие преступные распоряжения коменданты, шофёры и надзиратели тюрем, другие лица, принимавшие непосредственное участие в расстрелах… совершили геноцид, военные преступления и преступления против человечества (человечности), на которые не распространяется срок давности.

В связи с тем, что в настоящее время из числа выявленных преступников в живых остались П. К Сопруненко и Д. С. Токарев, надлежит решить вопрос об их ответственности, в частности об их аресте, привлечении к судебной ответственности, а в случае признания их виновными — наказания в России, не дожидаясь вынесения этого дела в Международный суд в Гааге, как предлагает польская общественность».

Вот вам и причина сговорчивости старых чекистов. Прокурорам было чем их припугнуть — скамьёй подсудимых, судом и расстрелом. Может, кто-нибудь и сомневается, что тогдашние правоохранительные органы рискнули бы это сделать — Сопруненко и Токарев явно не сомневались. Им самим, может статься, и нечего было терять, но антисталинский психоз, царивший в обществе, обеспечивал позор для семьи, а то и «оргвыводы» — увольнение с работы детей и внуков, потерю квартиры, в которой живут… Многое могла придумать власть для человека, который отказывался выполнять её требования. И ради чего? Доказательства-то ведь всё равно найдутся…